Сознательность и действие как меры ценности личности в Советском Союзе являлись также важнейшими критериями, в соответствии с которыми определялась ценность ведения дневника. Ведение дневника было законным и ценным занятием, если автор использовал его для укрепления своей умственной приверженности труду в советском коллективе. Можно утверждать, что производственный дневник, предусматривавшийся редакторами сборников, посвященных Метрострою, был идеальным советским дневником: его цель заключалась в том, чтобы способствовать дневниковому осмыслению трудовой среды и тем самым насыщать физический труд душевной самоотдачей. Трудовая среда и коллектив в сочетании с руководством со стороны редколлегии гарантировали безусловную направленность мыслей авторов дневников на осознанное действие. Но для этого требовалось, чтобы дневники вели политически грамотные люди, а таких на строительстве московского метро было мало. Что касается дневников, которые писались вне трудовой среды и не под бдительным оком коллектива, то в них, наоборот, заключалась опасность не укрепления, а ослабления коммунистической воли авторов. Здесь существовал риск предпочтения рефлексии действию, а поэтому такие дневники оценивались неоднозначно и с некоторой долей подозрительности. Это помогает объяснить, почему дневники не находились на магистральной линии политики субъективации, проводившейся большевистским государством.
Авторы советских дневников создавали свои личные самоотчеты, не имея четких предписаний наподобие тех, которые были характерны для пуританского дневника. У них не было уверенности в пользе дневника, и они не знали, как «правильно» его вести. Большинство из них вели дневники по собственной инициативе, а некоторые открыто жаловались на отсутствие официальных инструкций по организации эффективной работы по самосовершенствованию. Поэтому анализ подобных дневников показывает, до какой степени люди, действуя по своей воле, творчески вписывали себя в неопределенную матрицу революционной субъективации, самостоятельно вырабатывая некоторые базовые категории и механизмы самореализации в советском духе.
Глава 3
Лаборатории сознания
В 1893 году Маврикий Фабианович Шиллинг, молодой дворянин и подающий надежды дипломат, живший в Петербурге, отмечал в своем дневнике, что обошел множество магазинов в поисках толстой тетради с замком, но все такие тетради распроданы, и он смог сделать заказ только на тетрадь из следующей партии. Изысканно оформленные дневники с замком и ключом были, как правило, недоступны в Советской России. Авторам дневников сталинской эпохи приходилось иметь дело со школьными тетрадями, да и те были в дефиците. Многие авторы дневников упоминали о том, что из-за отсутствия бумаги и тетрадей они были вынуждены приостановить писание своих хроник. В статье в «Правде» с сожалением сообщалось о дефиците школьных тетрадей и их низком качестве: «Грубые, шершавые, неопределенного цвета обложки легко впитывают грязь и потому засалены и неопрятны. Клякс и замазанных слов гораздо больше, чем допустимо даже для учеников первого класса, и в этом не вина детей: в редкой тетради найдешь крохотный клочок промокательной бумаги». В отсутствие тетрадей кое-кто вел дневник в бухгалтерской книге, которую предположительно мог найти у себя на работе
