— Да занят я, господи! Читать надо, когда прием. Вот ведь люди: идут и идут, как им на ум взойдет. Ну, что у вас? Только быстренько…
Услышав, что посетительнице ничего не надо, а зашла она сюда «просто так», он удивленно крякнул и озадаченно уставился на Зинаиду Михайловну. Наконец, во взгляде промелькнула какая-то мысль и он сказал с сомнением в голосе:
— Зинаида Михайловна? Приехала, стало быть? А чего же одна, без Потапова? Правда, не знали, приедешь ли, дорога-то не ближняя, но на всякий случай начальник милиции решил эти два дня владивостокские поезда встречать. Да ты садись, садись, чего как неродная стоишь.
— Мне про вас капитан говорил, а я вас совсем не помню…
Нифонтов погрустнел.
— Понятно, время… Воды-то утекло! Как это в песне поют: шел парнишке в ту пору восемнадцатый год… Вот и мне шел восемнадцатый, а ты совсем мальком была, лет, однакось, шесть или семь… И вот сейчас перед вами Петр Филиппович Нифонтов, в прошлом красный милиционер, в данный момент — поселковый голова. Не единожды, признаюсь, тебя из дежурки вытурял. Шустрая была девчонка, любопытствующая. Потом в детдоме навещал, может, все же припоминаешь? Ну, а потом детдом расформировали, потеряли мы тебя. Не думали, что и разыщем. Милиция год билась, ведь ты фамилию сменила. Мужик-то хороший попался? Ты давай рассказывай, рассказывай, а то я по-стариковски все сам норовлю…
Зинаида Михайловна, не удержавшись, рассмеялась. Старик ей положительно нравился. Исходила от него неподдельная душевная теплота, и за сумбурным многоречьем проглядывала крестьянская житейская мудрость. Она рассказала, что муж у нее, слава богу, непьющий, тоже инженер. Вообще жизнь устроилась нормально. После детдома училась в ремесленном, потом в техникуме, институт окончила заочно. В войну работала на заводе, награды за труд имеет. И сейчас работает, хотя здоровье уже не то. Сын вырос, учится в юридическом.
Пока рассказывала, Нифонтов удовлетворенно кивал, поддакивал:
— Вот так, вот и славно! Человек у нас не сгинет! Государство, оно заботливое!
Потом спросил:
— Что об отце-то не спрашиваешь, его хорошо помнишь?
Отца Зинаида Михайловна помнила смутно, больше представляя его по чудом сохранившейся фотокарточке, занимающей нынче почетное место в альбоме. Фотограф заснял Дубинкина во весь рост. Вид бравый, но такой напряженный, будто стоит он пред очами грозного начальства. Глухой китель на груди перекрещен ремнями, сбоку кобура, на ней широкая рабочая рука, из-под фуражки с коротким лакированным козырьком выбивается черная волна чуба. По снимку обычно трудно определить рост, но Зинаида Михайловна помнила, что ростом отца судьба не обидела. Входя в комнату, он часто стукался о притолоку, чем всегда смешил мать и ее, Зинку.
