В дальнем конце помещения были видны две фигуры. Одна из них — уже известный Маркеловой охранник. Теперь он виновато смотрел в небольшую папку, полную белых листов. Рядом с ним — мужчина постарше. Судя по грозному виду и отсутствию униформы — большая шишка! Его отглаженный брючный костюм напоминал одеяние начальника тюрьмы в киноленте «Побег из Шоушенка». Недовольное, гладко выбритое лицо выражало презрение, словно мужчине приходилось вести беседу с кем-то неимоверно глупым и недостойным. Вспомнив о своей невидимости, девушка рискнула подобраться ближе. Теперь она отчетливо слышала каждое слово:
— То есть, вы всерьёз утверждаете, что Редвуд бесследно исчез, стоило камерам выключиться на пятнадцать минут?
— Да сэр, именно так… — выдохнул охранник, покрывшись испариной.
— Чушь! Нелепая чушь! Эта обугленная головешка и пальцем шевелила с трудом. Невозможно! Что видно по камерам? — начальник злобно фыркнул, хлопнув папкой.
— Сэр, они отключились раньше, чем пропал свет. На последних кадрах Редвуд лежал в своей палате. Если не ошибаюсь, бормотал себе что-то под нос…
— Черти что! — яростно крикнул мужчина в брючном костюме. — Не хочу больше слышать этих нелепых оправданий! Возвращайся к работе, иначе, такими темпами, мы всех заключённых растеряем.
— Есть сэр! — выпалил охранник, моментально ретировавшись.
Это было последнее, что помнила Кристина. Ей все меньше нравилось происходящее. Каждый сон теперь мог оказаться пророческим, каждая деталь — знаковой! Забрав волосы резинкой с запястья, Маркелова направилась в ванную. Истина где-то рядом, но, чтобы узнать, где именно, для начала нужно выйти из дома…
Кристина аккуратно толкнула двери небольшого помещения, насквозь пропахшего благовониями. То была магическая лавка, принадлежавшая ее другу Артему. Когда-то очень давно молодые люди учились в одном университете, довольно неплохо общались. Двое могли ночь напролет спорить о том, кто из поэтов-символистов искуснее владеет словом. Кристина самоотверженно отстаивала гений Блока, в то время как Артем довольно убедительно превозносил Брюсова. И так было практически во всем. Разность их взглядов поражала… а еще — рождала вопрос: что связывает таких непохожих друг на друга персонажей?
Порой градус дискуссий о прекрасном зашкаливал, но ссоры не случалось. «Искусство искусством, а дружба — дружбой», — многозначительно повторял Артем в момент наивысшего раздражения и замолкал. По большому счету, в этих словах не было смысла, но то, как они произносились… чистое очарование, обижаться на которое — грех!
