Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства | страница 72

Можно сделать вывод, что первая попытка обвинить Святополка в убийстве была сделана еще Ярославом, но без тех далеко идущих планов, какие были приданы этому сюжету впоследствии[372]. Ярославу такой ход был нужен для оправдания своей узурпации киевского престола, поскольку он по праву предназначался Святополку как Ярополчичу либо убиенному Борису. Изучение знаков Рюриковичей показало, что Святополк ориентировался на знак Ярополка как на свой родовой знак (двузубец), в то время как Владимир и его сыновья имели младший знак трезубца. Крест на левом зубце Святополкова знака может означать принадлежность к Колобрежской епископии[373]. Старшинство Святополка тщательно подчеркивал даже Титмар Мерзебургский[374].

Радзивиловская летопись.

Л. 161 – похороны Бориса.

Есть и еще одна сторона вопроса. Борис и Глеб росли в семье Владимира и были свидетелями поворота его внешнеполитических пристрастий в сторону латинской Европы. Канонизация Бориса и Глеба сразу была признана Римом[375]. Уже в середине XI века мощи Глеба и Бориса оказались в чешском бенедиктинском Сазавском монастыре (в то же самое время связи славянских культур, разделенных разными церковными традициями письменности, поддерживались и бенедиктинским Тынецким монастырем около Кракова)[376]. Кроме того, в смерти Бориса и Глеба можно усмотреть параллель гибели св. Вацлава, известного на Руси под именем Вячеслава. И хотя смерть святых братьев еще более похожа на мученическую, чем смерть Вацлава, страдающий и погибающий от рук злодеев благоверный князь – образ, роднящий русских и чешского святого.

Последний факт находит неожиданное подтверждение в формах богослужебного почитания святых братьев. Дело в том, что в день памяти святых вместо паремийных чтений, под традиционным паремийным заголовком читались специально сочиненные в летописно-агиографическом стиле тексты, напоминающие летопись и Чтение. Очевидно литургическое влияние почитания св. Вячеслава, которому, согласно чешскому бревиарию XIV века, положено читать аналогичные агиографические тексты взамен паремийных на культ святых Бориса и Глеба. Б. А. Успенский подтвердил этот вывод, найдя в западном богослужении общие закономерности для подобной замены[377]. Особенная торжественность праздника подчеркивалась редкой альтернативой пения двух кондаков (в то время как наличие кондака – редкость не только для XI, но даже и для XX века), причем подобны подобраны: для первого – рождественский, а для второго – пасхальный