Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства | страница 70

. Если первая линия кажется оправданной не только внутренней логикой, но и самим фактом смерти Бориса, единодушием всех источников, включая иностранные, в неповинной смерти Бориса, то вторая представляется оправданной только политически. Это основание сомнений в непредвзятости русских источников о смуте 1015–1020 годов дополняется вторым, связанным с канонизацией Бориса и Глеба.

Древний Вышгород, реконструкция.

В Повести временных лет рассказ о прославлении помещен в статью под 6580 (1072) годом[361], т. е. спустя почти двадцать лет после смерти Ярослава Владимировича. Однако ряд трудностей, связанных с этой датой, заставил некоторых историков сдвигать данное событие ко времени киевского правления Всеволода Ярославича[362]. Поскольку Святополк, благодаря своему браку, был тесно связан с Польшей, аналогия с ним могла бы повредить репутации Изяслава Ярославича, который тоже был женат на польской княжне. В историографии неоднократно предпринимались попытки обосновать и более раннее прославление[363]. Исходя из уже приведенного довода, а также из чрезмерной, на наш взгляд, сложности аргументации, что делает гипотезу малоправдоподобной, трудно согласиться с мнением А. В. Назаренко, предлагавшим датировать канонизацию 1050–1051 годами[364]. В течение же 1020-1040-х годов канонизация также вряд ли могла быть проведена, поскольку были живы свидетели событий, чьи воспоминания могли оказаться опасными для Ярослава Владимировича. Думается, что стоит прислушаться к мнению А. Поппэ, который «с возрастающей неохотой» пользовался, «казалось бы, технически весьма уместным термином „канонизация^» в отношении древнерусских святых. Этот процесс мог дорастать до общерусских масштабов из постепенно растущего локального почитания[365]. Поскольку окончание процесса прославления нужно видеть в 70-80-х годах XI века, получается, что Сказание о Борисе и Глебе, а также рассказ Повести временных лет отстоит от описываемых событий на 50–60 лет, т. е. его достоверность снижается. Академик Шахматов высказал мнение, что некий рассказ об убиении Бориса и Глеба появляется уже в Древнейшем своде[366]. По-видимому, известный нам летописный рассказ можно фиксировать только с появления Начального свода в 1093 году[367]. Однако, по мнению А. А. Шахматова, Нестор вынужден самостоятельно сочинять Чтение о Борисе и Глебе, ибо вышгородские записи, которыми он пользовался, были слишком разрозненными и фрагментарными. Кроме того, он попытался обосновать, что оно было составлено Нестором около 1079–1081 годов