Цзы-Чань имел в виду, что Шэньту Цзя производит плохое впечатление, поэтому он не хочет идти с ним вместе. Но Шэньту Цзя не обратил внимания.
На следующий день Цзы-Чань сидел на циновке, когда Шэньту Цзя подошел, опираясь на костыль и ковыляя, затем, шатаясь, сел рядом с ним. Так они сидели в одной комнате и на одной циновке.
Цзы-Чань напомнил Шэньту Цзя:
– Вчера я сказал тебе, что, если я выйду первым, то ты должен остаться, а если ты выйдешь первым, то останусь я. Сейчас я собираюсь уйти, не можешь ли ты задержаться?
Заметив, что Шэньту Цзя снова не обращает на него ни малейшего внимания, он добавил:
– Я главный чиновник царства Чжэн, и ты должен мне уступить. Неужели ты считаешь себя равным мне, уважаемому человеку?
Шэньту Цзя ответил:
– Мы учимся у одного наставника, и здесь не имеет значения, какой пост ты занимаешь. Считаешь себя важным государственным деятелем, и поэтому смотришь на других свысока? Правильно говорится в пословице: «Если зеркало светлое, на него пыль не сядет, а если на зеркале пыль, значит, оно не светлое. Кто долго был рядом с достойным человеком, тот сам реже ошибается». Разве ты учишься у наставника не затем, чтобы познать его мудрость? Ты говоришь несправедливые вещи, не ошибаешься ли ты?
Цзы-Чань гордо ответил:
– Посмотри на себя! Ты преступник, получивший наказание. Все никак не раскаешься?
Шэньту Цзя очень спокойно ответил:
– Я раскаялся в своих проступках и знаю свои недостатки, с этим ничего не поделать, это нельзя изменить. Я спокойно принимаю свою судьбу, а это под силу только людям, обладающим истинной добродетелью. Хоу И был искусным стрелком, он легко поражал цель, если что-то на расстоянии выстрела попадало под его прицел. Это напоминает взлеты и падения в нашей жизни. Правитель царства Чжэн был стрелком, и ты будто попал под прицел, а его выстрел – в цель, поэтому ты и стал высокопоставленным чиновником. Я же нахожусь за пределами полета стрелы. То, что я не стал мишенью, – моя судьба. Раньше меня страшно сердили насмешки над моею ущербностью. Вся злость прошла, когда я пришел к учителю, здесь я обрел душевный покой. Возможно, наставник омыл мою душу добротой. Я учился девятнадцать лет, но наставник никогда не презирал меня за то, что у меня нет одной ступни. Мы с тобой должны обращаться с друг другом честно и порядочно, а ты судишь меня по внешности, разве так можно?
Цзы-Чаню стало стыдно:
– Прости меня, я поступил недостойно. Не говори об этом больше, пожалуйста.
