Отношения Натальи и Геннадия с нами, тренерами «старой школы» – Тарасовой, Дубовой, Москвиной, Чайковской, – изменились. Они, живущие в Америке, как бы представляли новую волну – как казалось им и людям в Федерации. А мы, «ветераны» тренерского цеха, оказались будто бы вне мировых трендов. Ну так, наверное, хотелось думать тогдашнему руководству отечественного фигурного катания.
На чемпионате Европы – 96 в Софии мои бывшие ученики Линичук и Карпоносов написали (а может быть, просто подписали) письмо: что-то насчет того, что Чайковская, как все видят, уже не молода. И методы ее устарели.
Сама я послания того не читала – знаю его содержание в пересказе. Главный посыл прост: я не должна вмешиваться в то направление танцев на льду, по которому оно шло в тот момент.
Мой муж Анатолий Чайковский с тех пор перестал с ними разговаривать. Я же с Наташей и Геной тот их «софийский» поступок не обсуждала. И не хочу. Но по тому, как они со мной с тех пор общаются, чувствуют они себя неловко.
Мне не были интересны ни содержание письма, ни повод, по которому оно появилось. Мне было понятно, кто «подсказал» Линичук эту идею, и было очевидно, почему она согласилась. Остается сожалеть и по поводу организаторов, и по поводу исполнителей.
Не могу сказать, что я простила своих учеников. Но этот поступок более чем двадцатилетней давности разрушил в наших отношениях то, что уже никому никогда не восстановить.
Ирина Роднина,
трехкратная олимпийская чемпионка, депутат Государственной Думы
В 1976-м, когда в Инсбруке пара Чайковской выиграла в танцах – это был первый раз, когда наша команда фигуристов поехала на Игры в полном составе. Впервые выступили таким большим, мощным кулаком – чтобы достичь результата, которого от нас ждали и к которому мы готовились.
Мне повезло, я в Олимпийской деревне жила в одной квартире с Чайковской и Тарасовой. Елена Анатольевна тут же настояла, чтобы у меня была отдельная комната в этом трехкомнатном блоке.
Для Чайковской это была тяжелая Олимпиада во всех смыслах – в спортивном, в человеческом. У нее Наташа Линичук там тяжело заболела и выступала с высокой температурой. Но при этом Елена Анатольевна умудрялась всех нас морально поддерживать.
Для нас она была ориентиром буквально во всем – в ее программах, в том, как она одевалась, как она общалась со спортсменами, какое отношение у нее было к близким. Всегда с хорошим чувством юмора. Достаточно прямолинейная, но не сказать, что несдержанная. Такие черты мне близки. Я не люблю вспыльчивости, горячности, сверхэмоциональности – особенно во взаимоотношениях тренер – спортсмен. В нашем деле такого не может быть, особенно на серьезных соревнованиях. Никаких речей взахлеб или слез внахлест.
