Полковник отстранился. И, словно в насмешку над пылкими речами священника, взял скучающий, манерный тон:
– Если мне не изменяет память, сэр, мы с вами уже обсуждали этот предмет. Здесь, в этом самом доме, пусть и чисто гипотетически. Что ж, гипотеза подтвердилась, и я буду верен своему слову. В тот раз я сказал, и повторю это теперь, что жизнь моих близких и моя собственная куда важнее для меня, чем возможная угроза чужим людям.
Священник не отступался. Он решительно подошел к полковнику и положил руку ему на плечо.
– Раз чужие беды вас не тревожат, подумайте, сколько добрых дел вы могли бы сделать здесь, среди тех, кто знает и уважает вас. Многое предстоит уладить в эти опасные времена. Ваша доблесть поистине легендарна. Почему бы не прибавить к истории новую главу? Вы вели мужей на войну. Под вашим началом мы выдержали бы это испытание. Я же в таких делах неопытен. Кроме того, я человек пришлый, я не знаю этих людей, как знает их ваша семья, живущая здесь на протяжении многих поколений. Вы могли бы научить меня, как лучше действовать в различных обстоятельствах. И если я связан обещанием делать все, что в моих силах, чтобы облегчить участь моей паствы, то от вас, вашей супруги и мисс Бредфорд малейший знак внимания будет куда ценнее.
Мисс Бредфорд едва слышно усмехнулась. Полковник взглянул на нее с полуулыбкой.
– Какая честь! – насмешливо воскликнул он. – Право, вы нам льстите. Дражайший сэр, не для того я воспитывал дочь, чтобы она играла в сиделку и ходила за деревенскими оборванцами. А я, коли пожелал бы помогать страждущим, взял бы пример с вас и принял сан.
Момпельон убрал руку с плеча полковника, будто боялся запачкаться.
– Не нужно быть священником, чтобы быть мужчиной! – вскричал он.
Сказав это, он резко развернулся и подошел к камину, над которым крест-накрест висели блестящие церемониальные шпаги. Сам того не замечая, он все еще сжимал в руке письмо. Когда он тяжело облокотился на каминную полку, бумага скомкалась у него в ладони. Он старался обрести самообладание. Из моего убежища мне видно было его лицо. Он сделал глубокий вдох и выдох, словно бы усилием воли разглаживая складки у себя на лбу и вокруг рта. Казалось, он надевает маску. Когда он вновь повернулся к полковнику, лицо его было спокойно и невозмутимо.
– Если нельзя иначе, прошу, отошлите жену с дочерью, а сами останьтесь здесь и исполните свой долг.
– Не учите меня моему долгу! Я же не учу вас вашему, хотя мог бы сказать, что лучше бы вам позаботиться о вашей хрупкой невесте.
