Меж тем виновных в смерти Энис и Мем так и не призвали к ответу: мировой судья из Бейквелла отказался не только приближаться к нашей деревне, но и брать кого-либо под стражу. По его словам, ни одна тюрьма в приходе не согласится держать их у себя до следующих ассиз[16]. Поэтому те немногие из разъяренной толпы, кого еще не поразило поветрие, ходили среди нас – хмуро, тревожно, в ожидании суда Господня. В воскресенье лишь пятеро из дюжины, собравшейся у затопленной шахты, были в состоянии надеть власяницу и босиком пойти в церковь замаливать свои грехи.
Воскресным утром, белым и безветренным, мы все отправились туда, и наст хрустел под нашими ногами. Джон Гордон одним из первых проскользнул в угол для кающихся, ни с кем не встречаясь взглядом. Он заботливо склонился над Уритой, а та – в белоснежной власянице и с распухшим малиновым носом – все цеплялась за его руку. Пришла и Либ Хэнкок. Она прошествовала мимо, даже не взглянув на меня.
Бледные, притихшие, мы заняли свои места – оплакивать и расплачиваться. В деревне было три с половиной сотни душ. Исключая младенцев, дряхлых стариков, тех, кому приходилось трудиться даже в День Господень, а также горстку квакеров и нонконформистов, обитавших на дальних фермах, церковь посещали все, и каждую неделю там собиралось двести двадцать человек. Рассаживались мы согласно давно заведенному порядку, поэтому отсутствие любого бросалось в глаза, как дырка на месте выпавшего зуба. В то утро было особенно заметно, как поредели наши ряды из-за болезни и смерти.
Майкл Момпельон подошел к воскресной проповеди вовсе не так, как я ожидала. Всю неделю, на похоронах Энис и потом, когда он почти ежечасно заглядывал к Мем, губы его были плотно сжаты, а тело напряжено, как натянутая тетива, будто он едва сдерживал гнев. Почти каждый день, нарушая приятную традицию, он отказывался от ужина с Элинор и закрывался в библиотеке, сочиняя, как я думала, суровую проповедь. Однажды на исходе недели, когда я шла домой, согнувшись под тяжестью сена для овец, я заметила пастора в голом яблоневом саду вместе с каким-то сгорбленным человеком. Мороз стоял лютый, снеговые облака унесло ветром, и звезды отражались в искрящейся ледяной корке на заметенных снегом полях. Меня поразило, что он избрал такой вечер для свидания под открытым небом. Однако, разглядев его собеседника, я поняла, отчего он не желал быть замеченным.
Мистер Момпельон разговаривал с Томасом Стэнли – пуританским священником, покинувшим наш приход более трех лет тому назад, в День святого Варфоломея в 1662 году
