– Не совсем. Садился на скорый – до Ютики, понимаете?
– Вдрабадан?
– Угу.
У меня буквально в зобу дыханье сперло. Я уткнулась лбом в коровий бок и крепко зажмурилась.
Папа сплюнул коричневой от табака слюной.
– Спорим, он и до Ютики не доедет. Спорим, укатит не дальше Ремзена.
– Па? – голосок Бет дрожал.
– Минутку, Бет.
– Ладно, Майкл. Завтра загляну.
– До завтра, Чарли.
– Па!
– Что, Бет?
– Что значит вдрабадан? Где наш дядя? Он обещал свозить меня в цирк, па. Неужели он не вернется? Он сказал, что повезет меня в цирк, папочка!
– Не стоит верить всему, что тебе наговорит дядя.
– Но он же обещал повезти меня в цирк!
– Обещал, но не свезет, и дело с концом!
– Но он же обещал, папа! – и она зарыдала: – Ненавижу его! Ненавижу!
Я боялась, за такие слова Бет получит по губам, но папа ответил ей:
– Он и сам себя возненавидит, когда очухается через пару дней.
И он велел ей перестать реветь и отнести бекон Эбби.
Я ссутулилась на табурете для дойки. Последний мой шанс попасть в Барнард тает сейчас в кассе какого-нибудь салуна. Я-то знала, что дядюшка отправился в загул – на три дня, или на четыре, или на пять. На столько дней, на сколько хватит ста долларов. Безнадега – и с этим трудно смириться.
Рекуражтриумфация. Какое дурацкое слово! Лучше бы я поискала слово для того, чтобы передать, каково это, когда твои надежды гибнут снова и снова – гибнут, и больше им не ожить. Болепечалие или тоскотчаяние или злонесчастие или… горечь. Да, горечь, этого вполне достаточно.
– Ты это чего?
Папа. Стоит рядом с Ромашкой и смотрит на меня, хмурится.
– Ничего, – ответила я, утирая глаза. Схватила ведро и проскочила мимо папы в пристройку к хлеву.
Сливая молоко в чан отстаиваться, я услышала за спиной папины шаги.
– Мэтти, не знаю, что Пьер тебе наобещал, но когда он что-то сулит, это виски в нем говорит, а не он. Ты же это знаешь, верно? Он не хотел дурного, он просто так устроен.
Я слышала, как папа шагнул еще ближе ко мне, чувствовала его взгляд между лопатками.
– Все в порядке, папа, – резко ответила я. – Скоро закончу и приду.
Он остановился и постоял немного на одном месте, потом ушел. В кои-то веки я порадовалась, что вся возня с молоком поручена мне. Порадовалась, что осталась одна, пока разливаю молоко по чанам. И никто не увидит, как я сижу тут на скамейке и реву. Только справедливо, что дядя нарушил слово, которое дал мне: ведь и я хотела нарушить обещание, которое дала.
Наплакавшись, я вытерла лицо, накрыла молочные чаны марлей и пошла в кухню. Эбби уже занялась ужином. Нынче не будет яблочных оладий и сахарных пирогов. Не будет песен. Музыки. Рассказов.
