— Я спалю тебя прежде, чем ты там что-то себе наплетёшь.
— Вряд ли я вообще перед твоим носом буду какие-нибудь пассы выделывать.
Михей звонко рассмеялся, откинувшись назад, отчего шкура сползла с его колен. Он тут же спохватился и дёрнул её назад.
— Кстати! — Михей озорно улыбнулся и подмигнул Хранителю. — Ещё у людей с этим делом всё гораздо интереснее обстоит.
— С каким ещё делом?
— Ну, с этим! Соитие у них по ощущениям любого дракона переплюнет!
— А, вот теперь мне должно захотеться становиться человеком? — Саартан иронично поднял бровь.
— А что, нет?
— Нет.
— Скучный ты, Саа! Неужели ты совсем не помнишь себя человеком?
— Не помню. Знание о людях есть во мне… просто как знание. Те слова, которые ты иногда говоришь, и которые мне вроде бы непонятны, часто отзываются внутри еле уловимо. Как будто я их где-то когда-то слышал, но запамятовал, когда и где.
Они помолчали, дожёвывая остывшее мясо. Михей вдруг прислонился плечом к дракону.
— Знаешь, Саа, — доверительно начал он, — я ведь сам зачастую не понимаю, что говорю.
— Да что ты? — удивился Саартан. — Ну, хвала небесам, что я не одинок в этом!
— Я серьёзно, Саа! — обиделся Михей. — Бывает, ляпну что-нибудь, а потом долго и мучительно вспоминаю, откуда это. И в голове проносятся обрывки каких-то воспоминаний, но всё никак в целую картинку не сложатся. Я тебе рассказывал, что Зеркало мне маму и папу показало?
— Нет, — Саартан глянул вниз на него с укором и даже ревниво, мол, как ты мог опустить такое важное событие?
— Вот, было дело, — Михей укора не заметил. — И я вроде знаю, чувствую, что это они, но не узнаю. И в душе полный хаос… А иногда начинаю всякую чушь нести, и вдруг понимаю, а ведь оно так и есть на самом деле! Это как я Райчику пытался объяснить, кто мы такие. Сам не знал толком, а говорить начал — и нате! — просветление нашло!
— Да, и просветил Райна, что я паразит иномирный, — саркастически заметил Саартан.
— А ты злопамятный, Саартан.
Хранитель невольно поморщился. «Саартан» в устах Михея звучало так же, как «сын» в устах его отца-старейшины: безлико и при этом крайне красноречиво. Саартан, смутившись и как бы извиняясь, приобнял Михея крылом, прижал к себе. И удивлённо отметил необычность прикосновения гладкой нежной кожи к грубой чешуе. Контраст будоражил, и Хранитель неожиданно почувствовал себя слишком большим и громоздким, неуклюжим и неестественным, слишком… не отсюда.
Михей свернулся калачиком под его крылом, подтянув колени к самому подбородку.
