Асылбика подоила кобылиц, отправила их вместе с жеребятами на выпас, а сама принялась за другие дела. Повязала на голову белый ситцевый тастар[10], закрывший всю спину, надела фартук, взобралась на помост возле летней лачуги и начала раскладывать скатанный в круглые комочки курут[11], чтобы посушить его над дымом. Внезапно увидев сына, она от радости едва не свалилась с помоста.
— Эсей! — Подбежавший Кинзя едва успел подхватить ее.
Сын вернулся в аул с Алибаем.
На их голоса вышел из дома отец. Остановившись на крыльце, торопливо завязал тесемки надетой нараспашку длинной белой рубахи, разгладил на ней складки, поправил ворот и полы карамзинового еляна. Перед людьми он смолоду привык выглядеть аккуратным. Высокая, не без природного изящества фигура, пронзительные черные глаза под припухшими веками, густая круглая борода в сочетании с опрятной одеждой делали его привлекательным. Лишь приведя себя в порядок, он спустился с крыльца, поздоровался с сыном и его другом, бросил мимолетный взгляд на одежду жены и кивком показал ей на дом. Гость есть гость, кто бы он ни был, пусть даже подросток, и выглядеть перед ним следует подобающе.
Привыкшая подчиняться мужу с полуслова, Асылбика убежала в дом и быстро сменила одежду. На ней были теперь малинового цвета новое платье, сшитый из бухарской узорчатой материи камзол, на голове выдровая шапка, на груди — звенящий серебряными монетами хакал[12]. В ушах поблескивали серьги, на запястьях — браслеты. Арслан ухмыльнулся: в момент успела переодеться старая.
Асылбика любовно похлопала сына по спине и, прозвенев хакалом, ушла в летний домик готовить ужин. Пока Арслан вел разговоры о житье-бытье, она промыла в родниковой воде только что сбитое сливочное масло, положила в берестяной короб свежий курут, принесла вяленое мясо и казы — колбасу из цельной полосы конского сала и мяса, испеченные в золе и еще не успевшие остыть лепешки.
— Пешком, значит, пришли… Устали, проголодались, — приговаривала она, разливая по чашкам чай. — Ешьте, пейте на здоровье.
Арслан подробно расспрашивал ребят о войске Кирилова, о сражении, свидетелями которого они явились поневоле. Ему было известно многое из того, что происходит вокруг, он даже знал, что полк, понесший урон у аула Кильмека, называется Вологодским, что насчитывает он шесть рот, но одно дело — слышать, другое — быть очевидцем.
— Стало быть, аул не случайно сгорел, а сожгли его в отместку?
— Да. И медресе с мечетью сгорели. Вместе с Котло-атаем.
