Кому, скажи, постелью не была?
Птицам ненасытным на поживу
Где только головы батыры не сложили?
Страдал от ран и голодал.
В степи холодной ночью замерзал.
И кровь его священная лилась рекой.
Есть ли равный башкорту герой?..[33] Общение с этой необыкновенной, одухотворенной и талантливой женщиной доставляло всем большую радость. В такой обстановке многие не замечали, как проходит время. Бывало даже, женщины засиживались едва ли не до зари и, очнувшись от криков первых петухов, нехотя расходились по домам.
Юлай в таких случаях никогда не журил жену. Он лишь участливо спрашивал, не утомили ли ее болтливые бабьи посиделки. А та отвечала:
— Нет, атахы, я не устаю. И другим — польза, и мне — отдушина.
— Вот и ладно.
С появлением Салавата выкраивать время на аулаки становилось все труднее. Все свое внимание Азнабикэ сосредоточила на сыне, воспитание которого стало главной целью ее жизни.
День за днем проходит год,
Салават все растет да растет.
Год за годом перебирая,
Крепнет удаль его молодая…
Накормив досыта вернувшихся из Идельбашы мужа и сына, взявшихся хлопотать за преследуемых властями беглых башкир, Азнабикэ принялась перемывать посуду. Закончив, она направилась было к выходу, но вдруг, вспомнив о чем-то, резко остановилась и, обернувшись к сыну, осторожно спросила:
— Улым, ты про Зюлейху-килен, часом, не забыл?
— Нет, эсэй, не забыл.
— Отчего же тогда не навещаешь ее?
Салават и сам стосковался по своей невесте.
— Да все недосуг. Дел полно.
— Дела — делами, а придется тебе уважить кэлэш, как-нибудь навестить ее, — сказала Азнабикэ.
— Верно эсэй говорит, нельзя девушку обижать, улым, — поддержал жену Юлай.
— Я и сам был бы рад к ней съездить, да отца ее видеть не желаю. Не могу я простить его за то, что он за людей из своей волости не заступился.
— Не тебе его судить, улым, — нахмурил брови Юлай. — Хороший ли, плохой ли, не забывай, что Кулый Балтас — наш сват и твой будущий тесть.
— У меня язык не поворачивается его кайным называть, атай! Этот человек — предатель, враг башкортов!
— Надо же такое сказать, язык у него не поворачивается! Нет, улым, негоже себя выше наших обычаев ставить. Ты ведь знаешь, так уж у нас заведено: укусил девочку за ушко, и все — с тех пор ты ее жених. Ты, улым, еще себя не помнил, когда Зюлейха твоей невестой стала. Мы с ее родителями вас благословили и, как полагается, тут же вашу помолвку отметили. Да что там рассуждать — я уж и калым заплатил…
Салавату нечем было возразить. Справедливые слова отца заставили его призадуматься. В самом деле, злость на старшину Балтаса не должна стать причиной охлаждения к его дочери, ведь она ни в чем не виновата. И тут же в голову Салавата закралось сомнение: да и разве стал бы его отец водиться с недостойным человеком?! А они ведь с юности дружат. Еще до войны с Пруссией Кулый Балтас сговорил лежавшую в пеленках дочку за малолетнего сына своего близкого друга Юлая, дал укусить мальчику ее за ушко. С тех пор они и считались женихом и невестой. А поскольку их родители частенько встречались, ездили друг к другу в гости, то и Салават имел возможность общаться со своей суженой.
