Ах, какая благодать — не описать.
А вдоль речки быстрой — заливные луга.
Наших дедов и отцов земля-мать,
Сердцу моему ты так близка.
Вернувшись домой, приезжего Азнабикэ уже не застала. Мать заметила, как дочь приуныла:
— Сдается мне, ты влюбилась, кызым…
— Ну что ты говоришь, эсэй! — возмутилась дочь.
— Не серчай, кызым, — ласково сказала мать и вдруг добавила: — А ты, небось, и не знаешь, кто он таков… Из Шайтан-Кудейской волости тот егет, из аула Юлай.
— И кличут его Юлай, — вмешался отец. — Он сын одного богача по имени Азналы.
— А зачем он к нам приходил?
— Не знаем. Не сказывал.
«Так я вам и поверила, хитрецы», — подумала про себя Азнабикэ.
С того самого дня потеряла она покой, живя ожиданием человека, которого и разглядеть-то толком не успела.
Однако Юлай все не приезжал. Прошло дней десять, прежде чем он дал о себе знать, заслав к Азнабикэ сватов. Та вначале было обрадовалась, но узнав, что он собирается взять ее к себе третьей женой, наотрез отказалась.
Не посчитавшись с ней, отец дал свое согласие. И девушке не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться родительскому желанию.
Свадьбу сыграли осенью, после чего Юлай увез молодую жену к себе.
В новой семье Азнабикэ быстро освоилась. Она старалась быть приветливой и предупредительной не только с мужем, но и с другими его женами. Это помогло ей быстро найти с ними общий язык. Поэтому молодую никто в доме не притеснял, не навязывал ей свою волю.
Каждый вечер, переделав все дела, женщины собирались вместе. Азнабикэ развлекала старших кюндаш[32] пением, рассказывала им байты и мунажаты, а иногда читала вслух какие-нибудь интересные книги.
Потом младшую жену Юлая Азналина стали приглашать на аулак — на вечерние посиделки, где собирались невестки-молодушки, девушки да тетушки-старушки. Все они с удовольствием ее слушали, не теряя при этом времени даром. Кто шерсть трепал, кто прял или носки вязал. А некоторые занимались вышивкой либо обтачиванием носовых платков.
Когда Азнабикэ рассказывала или читала грустные истории, не обходилось без слез. В таких случаях она умолкала, второпях подыскивая и выдавая им что-нибудь веселенькое. И только что плакавшие женщины начинали, как ни в чем не бывало, жизнерадостно хохотать.
Азнабикэ, обожавшая кубаиры, исполняла их с большим мастерством, с чувством и страстью, вызывая в сердцах своих подружек самый живой отклик.
Зловеще стонет одинокая сова,
Что странников подругой прослыла.
А луговая пыльная трава
