— Ну что, Блинов? — спросил Колотов, узнав одного из них. — Как дела?
— Да дела ничего, товарищ лейтенант, — сказал Блинов.
— По такой бы погоде грамм по двести, товарищ лейтенант, — бросил другой солдат, фамилию которого Колотов не запомнил.
— Дома будешь глотать по двести, — проговорил Блинов, поворачиваясь спиной к огню.
Из темноты вынырнул Саруханов, склонился над костром, прикурил и, морщась от дыма, сказал:
— Лавриненко и вы, Блинов, быстро к сержанту Аникееву. Поможете сделать сушилку. Побыстрее только.
Солдаты встали и, не сказав ни слова, пошли куда-то в темноту леса.
Колотов сидел неподвижно, смотрел в огонь, охваченный вдруг нахлынувшим радостным чувством общности с людьми, которые сейчас устраивали себе ночлег в роще, которые только что вместе с ним бежали по кочковатому, раскисшему полю, преодолевая рвы, заграждения… Колотов любил сильных, выносливых людей. И радовался от души, глядя на них, любовался открыто. А как не любоваться! Настоящие мужчины! Воины! Богатыри!
Вторые сутки без сна — а Саруханову хоть бы что. Только щурит больше и без того узкие глаза. Бодр, подвижен, все подмечает, везде успевает. Тут ноги к вечеру гудят, мокро кругом, а он с блокнотом где-нибудь пристроится — итоги дня подводит. Вот и сейчас затянулся несколько раз сигаретой, бросил в огонь, потом достал блокнот, зашуршал бумагой.
— Товарищ лейтенант, старшина Роговик, он у нас парторг, говорил, что надо ежедневно вести наблюдение и учет. Кто как действовал на учениях, у кого какие недостатки обнаружились, вроде как оценку давать каждому прожитому дню… Я такой учет и раньше вел — помогает, знаете.
— Очень хорошо. Я считаю, очень хорошо! — сказал с чувством Колотов.
— Вот тут список, товарищ лейтенант, — продолжал Саруханов, подавая Колотову блокнот. — Посмотрите мои оценки за сегодняшний день. Может, что не так, давайте обсудим.
— Едва ли я, Саруханов… — замялся смущенно Колотов. — Я еще не знаю людей. Как мне судить?
— Все же взгляните, — настаивал Саруханов.
Колотов взял блокнот, пробежал глазами по списку. Почерк у Саруханова ровный, убористый. Большинство фамилий, которые здесь стояли, мало что говорили Колотову. «Надо быстрее входить в курс, копаюсь, не успеваю…» — выругал он себя. Но все же некоторые фамилии были ему знакомы, кое-кого из людей он уже знал. Пятерка Блинову, пятерка Лавриненко, Скворцову… Не густо, однако. Скуповато… Четверок было побольше. Против фамилии Илюшечкина стояла двойка, и в отведенной специальной графе было записано коротко: «Недостатки прежние — расхлябанность, слабая дисциплина». Колотов придвинулся к Саруханову, показал пальцем в блокнот на фамилию Илюшечкина (этого солдата он запомнил).
