— Да, вот еще, что я хотел сказать: ты не против встретить рождество вместе со мной?
— Как это вместе? — Она сделала удивленное лицо.
— Ну вместе со мной, Улей и Ниной. Согласна?
— Конечно.
Когда дали отбой, я встал и проводил Тоню в барак. Перед входом я остановился.
— У меня еще один вопрос к тебе.
— Какой?
— Я боюсь, что поставил тебя в неудобное положение.
— Я вас не понимаю.
— Кажется, у тебя друг. Как он посмотрит на то, что я тебя провожаю.
— Не надо об этом говорить.— Она посмотрела на меня умоляющим взглядом,— все это уже позади.
Я подумал: а что мне терять, и решил взять «быка за рога».
— А если я тебя буду провожать и завтра, и послезавтра, каждый день? Что ты скажешь на это? Будешь возражать?
— Нет.— Тоня снова покраснела и опустила глаза.
Ее рукопожатие на прощание было красноречивее слов. Так началась наша дружба.
В женском бараке напротив амбулатории действительно находились бывшие надзирательницы, но не ГУЛага, а фашистских концентрационных лагерей. Это был страшный барак и не только своим внешним видом — тусклым освещением, спертым воздухом, грязным полом и такими же грязными нарами.
Страшным были его обитатели — женщины, которые потеряли все, что может украсить представительниц слабого пола — скромность, стыдливость, порядочность, женственность, чистоту...
Одни сидели и лежали на нарах в нижнем белье, другие в одних трусах, выставляя напоказ свои груди. Многие были грубо накрашены.
В основном здесь находились осужденные по 58-ой статье за сотрудничество с немцами. Это не были наивные школьницы, которые вынуждены были вступить в Белорусский союз молодежи, а проститутки, надзирательницы и «немецкие овчарки».
Когда я зашел в барак, меня встретили недвусмысленными возгласами:
— Что так рано пришел, док?
— Почему рано? Я готова хоть сейчас.
— Эй, док! Залезай на нары. Нас здесь двое. Жалеть не будешь.
— Хочешь, док, по-французски. Это мы тоже умеем.
Я поздоровался и постарался не обращать внимания на призывы.
— На что жалуетесь? — задал я стандартный вопрос.
— Нам мужиков надо.
— Это не входит в мои обязанности.
— Как не входит в ваши обязанности? Вы должны лечить?
— Безусловно.
— Тогда лечите.
— Как?
— А это мы вам покажем.— Женщины ржали как лошади. Одна из них — здоровая баба с грубым, мужиковатым лицом и накрашенными губами, которая лежала на нижних нарах, подняла ногу и громко выпустила газы. Снова барак потряс гомерический хохот. Хотелось плюнуть от отвращения.
Я постарался побыстрее покинуть эту «помойную яму», в которой находились подонки общества.
