Тася оказалась очень скромной девушкой, что меня удивило. Воровки чаще всего бывают сорвиголовы и не очень церемонятся. Хотя мы встречались почти ежедневно, наши свидания заканчивались тем, что я гладил ее руку или на прощание целовал в щеку. Я не хотел торопить события и вел себя корректно. Тася тоже не стремилась к иным ласкам, правда, несколько позже мы уже целовались по-настоящему.
Дружба наша длилась не очень долго. Вскоре ее отправили в этап вместе с подругами.
— Статная девушка,— отозвалась о ней Мария Алексеевна,— вы, наверно, переживаете?
— Жаль, конечно, но что поделаешь, мы не на воле.
Этапы стали прибывать почти ежедневно, но лишь единицы прибывших оставались в Ошле. И самое интересное — в первую очередь попадали в этап девушки, которым я уделял внимание. Мария Алексеевна всегда выражала в таких случаях свое сочувствие и старалась утешить.
— Не горюйте. Еще много хороших девушек вы здесь встретите. Свято место пусто не бывает.
Судиловская живо интересовалась моими увлечениями, старалась давать советы и оказывать помощь, но всегда любопытствовала, а как зовут мою знакомую?
Я на это не обращал внимания, но однажды, когда ее срочно вызвали на вахту, я увидел на столе оставленную ею записку. В ней я прочел фамилии двух девушек, с которыми только что познакомился. Все стало ясно. Это, однако, случилось значительно позже, незадолго до того, как я был отправлен в Шушеры. Тогда и подтвердились мои подозрения, и я узнал, что моя помощница действительно регулярно ходила на вахту, чтобы передавать различные сведения, в том числе и о моих увлечениях.
Короче говоря, медсестра Судиловская оказалась обычным «стукачом». Хотелось только узнать, зачем она стала доносчицей? В лагерях были зэки, которые продавали себя за лишнюю порцию баланды или пайку хлеба, но Мария Алексеевна не нуждалась в усиленном питании. Того, что она получала в больнице, ей вполне хватало.
Мои увлечения вряд ли могли очень интересовать начальника режима, хотя, кто знает, но, вероятно, не имели первостепенного значения. Вполне возможно, что деятельность Судиловской и ограничивалась подобными сведениями, ценными для «Могай района».
Но зачем она, вообще, докладывала о моих симпатиях? Женщины, чаще всего, способны на подобные поступки из-за мести или зависти. Может быть, она была обижена тем, что я не уделял ей должного внимания? Мария Алексеевна была лет на пятнадцать старше меня, суха как вобла, и вряд ли могла быть названа привлекательной. О таких Григорий Распутин говорил: «Любовь твоя, матушка, мне приятна, но дух Господен на меня не исходит» (теория Распутина состояла в том, что дух человека входит через известные органы). Видимо, она была иного мнения о своих достоинствах и считала, что я напрасно отворачиваюсь от нее. Короче говоря, Мария Алексеевна решила мстить, обиженная моим невниманием.
