Работяг можно было только пожалеть, особенно сейчас, в осенний период. Выполнять тяжелую работу на голодном пайке само по себе наказание, тем более, что большинство зэков были плохо одеты и обуты. Одежда не выдавалась, и каждый отправлялся на работу в том, в чем его арестовали. Единственное, на что могли рассчитывать заключенные, были лапти — не лучшая обувь в слякотную погоду.
Вполне естественно, что все стремились на прием в амбулаторию, но не для того, чтобы получить лекарство. Они мечтали об освобождении от работы, хотя бы на денек.
Всех удовлетворить я, конечно, не мог, и поэтому находились такие, которые пытались симулировать. Они не знали, что я прошел хорошую школу в Казлаге и научился разпознавать все эти хитроумные способы уклонения от работы.
Первый, кого я разоблачил, был молодой паренек, который под мышкой держал мешочек с теплой золой, чтобы поднять температуру. За ним последовали двое с поносом, вызванным крепким мыльным раствором. Кроме того, я имел свою «агентуру», в частности, дневальных бараков, которые очень дорожили своей работой и всегда готовы были мне помочь. Они и рассказали мне о симулянтах и о том, чем они вызвали понос. О подобных «художествах» я должен был докладывать нарядчику или начальнику режима, но никогда этого не делал.
Я ограничивался всегда лишь тем, что читал «больным» нотацию, не давая им освобождения от работ.
«Артист» — Девушки-воровки
С новыми, этапами стали приходить уголовники, и климат в колонии стал иной. Далеко не все урки жаждали трудиться, и каждый пытался разными способами увильнуть от работы. Отказаться от нее вообще они не рисковали, так как могли быть осуждены за саботаж. А такой поворот дела их не устраивал. Поэтому они старались хотя бы от случая к случаю найти причину, чтобы остаться в зоне.
Как-то перед разводом меня вызвали в мужской барак. Погода была скверная. О такой говорят, что хороший хозяин собаку не выгонит на улицу. В бараке на полу лежал мужчина небольшого роста, средних пет, вокруг которого столпились зэки.
— Припадочный,— услышал я.
Мужчину я знал. Это был вор-рецидивист по кличке «Артист», который неоднократно просил у меня освобождение. «Припадок» вызвал у меня подозрение. «Артист» дергал руками и ногами, откидывал голову назад, но как мне показалось, очень осторожно, чтобы не причинить себе боли. Глаза у него были закрыты, язык не прикушен. Я взял кусочек ваты, намочил его нашатырным спиртом и прижал к носу «больного». «Артист» стал дышать ртом, но я его сразу закрыл рукой. Секундами позже вор вскочил и, зло ругаясь, покинул барак. Представление закончилось, и попытка получить таким путем освобождение от работы провалилась.
