Иван понимал, что просто нужно досмотреть сон до конца, а после благополучно проснуться, но не мог ступить и шага. Ноги онемели, они, будто пустили корни в раскисшую глину и не пускали вперед. Его сковал страх, страх того, какую пытку она выберет для него на этот раз.
Хотя на этот раз сон был иным, он не бежал, не харкал кровью, не был изорван когтями, не исцарапан шипами колючих кустов. Он лишь весь промок от дождя и, смотрел напарнице в спину, в который раз стирая стекающие по лицу капли дождя.
Иван взял себя в руки, сжал кулаки, и направился к напарнице, за новой порцией пыток. Он встал рядом на обрывистом берегу, опустил плечи и обреченно вздохнул.
Он смотрел на покосившийся, старый причал, который то и дело захлестывали волны, на привязанную к нему лодку, в которую сквозь щели уже прилично натекло воды, и боялся поднять глаза. Боялся увидеть новые, кошмарные детали ее увечий. А они каждый раз были разными. Знакомыми, поскольку Иван на своем долгом веку повидал много изувеченных тварями тел, но от того не менее пугающими. Пугающими потому, что они были на лице той, которую он, когда-то безумно любил. Любил и погубил. Погубил в тот самый момент, когда с легкостью взял заказ на заведомо опасную охоту. Погубил тогда, когда упустил ее из виду в густых зарослях и более не смог найти.
Он рыскал в тумане в ее поисках, слышал ее зов, но стремительно теряя силы, брел все время не туда.
Но он не помнил, как в полуобморочном состоянии добрел до лодки, как отчалил. Плыл ли он сам, или его просто унесло течение, Иван тоже не помнил. Сути это не меняло. Он струсил. Он предал. Он выменял свое жалкое существование взамен на любовь. Он купил свою жизнь ценой ее смерти.
— Ваня, — мягко позвала напарница.
Иван не ответил, он зажмурился, и судорожно выдохнув, внутренне сжался в комок.
— Ванечка.
Стиснув зубы до скрипа, от чего на широкой челюсти вздулись и заиграли желваки, он открыл глаза и готовый ко всему, что угодно посмотрел на нее.
Вместо ожидаемого испуга, Иван растерялся от удивления. Лицо Нади было свежим и чистым. Никаких увечий, гнили, торчащих костей и рваных ран. Надя улыбалась. Она просто улыбалась.
— Плыви, — сказала она качнув головой в сторону качающейся на волнах лодки.
— Но… — он не знал, что ответить, впервые она его отпускала. — Наденька, плывем со мной? — Справившись с собой, позвал Иван, протягивая ей дрожащую руку.
— Нет, — покачала она головой, и улыбка Нади стала грустной. — Прощай!
