— Эй, Иван, — позвал уплетающий гусиную ножку Тимофей. — Ты где витаешь? Гусь стынет. На диво вкусный он сегодня. И пиво вкусней. Недаром говорят, что на халяву и уксус сладкий.
— Ты ешь, не обращай внимания. Бывает у меня такое. Задумаюсь, ни с того ни с сего, да хрясть, и мордой об землю. Думаешь, чего у меня физиономия такая битая вся, — улыбнулся Иван, и отломал жирную ножку от гуся.
— А, это бывает. Вон у нас один так тоже все ходил, лбом столбы считал. Над ним все потешались, чудной мол, дурень. — Тимофей вдруг задумался, облизать пальцы, или вытереть салфеткой, но решил не корчить интеллигента и все же облизал.
— А потом?
— А потом, он придумал водные генераторы. Верней не придумал, а воспроизвел старые технологии, электрифицировал поселок, потом при содействии меценатов и гильдии технократов разработал и построил завод. Вот тебе и дурень. Не зря, видать, я его в детстве деревянной лошадкой по темечку колотил, — заулыбался Тимофей. — Теперь уважаемый человек. Изобретатель.
— А лошадка та сохранилась?
— А что?
— Да мне бы разок — другой, тоже по темечку, — засмеялся Иван.
— Увы и ах, но нет, — развел руками Тимофей. — Как сквозь землю. Сам теперь ногти грызу от обиды.
Так они за разговором прикончили гуся, и пару кружек пива. Тимофей вдруг расщедрился и через сорок минут, снежная королева подавала на стол тушеного аспида, сыр, вино и фрукты. Получив по серебрушке чаевых от Ивана и Тимофея она, продолжая уклоняться от хамья, отправилась в направлении кухни.
Закончилось пиво, за ним вино и аспид, что оказался отменно приготовленным, закончился тоже. Захмелевший Иван, исподтишка выуживал у нового знакомого, который захмелел куда сильней его самого, информацию о самоубийцах и сошедших с ума бедолагах, когда в зале началась возня, и корчмарь стал прикрикивать на посетителей.
Один из перебравших мужиков, схватил подавальщицу за платье и под дружный гогот сотоварищей пытался усадить себе на колени.
— Да что ты упираешься? Что, мордой не вышел? — скалился он, пялясь на ее выпирающую грудь.
По залу разнесся звонкий хлопок пощечины. Подавальщица вырвала из потных, заскорузлых рук свое платье, не успела отбежать, как снова ее подол, попал в крепкий захват.
— Ты че курва, — возопил бугай, держась за полыхающее огнем от крепкой пощечины лицо. — Озверела? Я те щас покажу, подстилка корчмарская как подобает себя вести с настоящим мужчиной!
Тимофей фыркнул, вскочил, пошатнулся и сжал кулаки. Вскочил и Иван.
