Советскому правительству нет нужды возрождать грубые театральные уловки фаворита великой Екатерины. В наши дни власть может прибегать к статистике. Каждый путешественник и каждая делегация возвращаются из России с колоссальным количеством статистических данных, предоставленных властями. Статистические данные не обязательно фальшивы. Для сведущего человека, который умеет их правильно читать, они вполне корректно раскрывают картину острого экономического кризиса, во власти которого находится Россия. Однако случайный читатель может воспринять их как поражающие свидетельства все возрастающего процветания и достижений.
Российская статистика оперирует рублями. К несчастью, рубли бывают очень разные. Есть рубль предвоенный, обесцененный рубль военного времени, рубль послевоенного периода, доведенный инфляцией до астрономических чисел. Существует официальная ценность рубля, согласно которой текущий обменный курс произвольно зафиксирован на отметке 51,5 цента. Однако тот же самый рубль можно приобрести за треть и менее от этой суммы в Варшаве или Берлине. На черном рынке в самой России он обращается за половину официальной цены. Подсчеты большевистских статистиков говорят о росте покупательной способности российской валюты в самом ближайшем будущем. Ничто из текущих экономических условий не дает оснований для таких выводов. Во всех расчетах, где фигурирует рубль, главное задаться вопросом: «Какой рубль?» Золотой рубль, рубль в Берлине, рубль в Москве, официальный рубль, неофициальный рубль – все они представляют разный стандарт ценности. Рубль не является мерилом с приемлемой определённостью. Его ценность невозможно зафиксировать без точного определения места и времени.
Помимо этого российская статистика не опирается на общепринятые временные рамки. В определенных целях это служит большевикам для того, чтобы сравнивать прогресс последних лет с 1920–1922 годами, когда промышленность и сельское хозяйство были совершенно дезорганизованы. С опорой на такую базу для сравнения можно выводить поразительные проценты роста. Для других целей большевистский статистик сравнит с предвоенным периодом. Он выбирает тот базис для сравнения, который наиболее благоприятствует его тезису, а тезис у него имеется всегда. Наука, как и искусство, политика, как и закон, для него не более чем инструменты классовой борьбы. Вот почему российские статистические данные, даже не будучи преднамеренно искажены, склонны производить совершенно сбивающее с толку впечатление.
