Вернулась к машине. Мужики у арбузов спросили:
— А что это из нее капает?
— Это конденсат, она с кондиционером.
— Сколько же она стоит?
Я пожала плечами:
— Не знаю, не моя.
— А чья, иностранки?
— Нет, того господина, который с ней разговаривает. А я — так, шофер, переводчик… телохранитель.
Мужики онемели, прикидывая, скольких мне уже пришлось «замочить», состоя на службе у владельцев таких машин. Но спросить не отважились.
Мы откатили в лучах славы.
Когда в начале перестройки Ангела Краус приезжала снимать для германского телевидения фильм о своей любви к России, я привела ее на нашу почту, ютившуюся в двух квартирках жилого дома, и эта почта с допотопными штемпелями, деревянными счетами и сургучом вызвала в моей подруге такое щемящее чувство края света, что в фильме потом маячила с полминуты, совсем не по чести.
На этот раз, встретив ее в аэропорту и подводя к стоянке, я кивнула: «Вот наша машина». Она потом сказала, что я произнесла эти слова с таким же выражением, как два года назад фразу: «Вот наша почта».
По ее мнению, эти два факта требовали совершенно разного отношения, а на мой взгляд, ни стыдиться почты, ни гордиться «крайслером» не стоило. Впрочем, я говорила Саше: «Давай, я поеду встречать Ангелу на своей „шестерке“!» Нет, ему непременно хотелось привезти ее самому. Я предупреждала: «Она не была здесь два года, многое изменилось, и если мы встретим ее на такой машине, она будет ожидать, что ее привезут в особняк с чернокожими слугами. Представь после этого: она входит в наш заплеванный подъезд с громадной щелью в стене…»
(Через год у Ангелы вышла книга прозы, и там эта щель так и зияла во всей красе, дыша подвальной сыростью.)
Не послушался. Пришлось ее готовить, чтоб не было психической травмы. Но травма все же случилась — через три дня, когда, выходя из квартиры, нам пришлось перешагивать через спящего поперек площадки алкоголика. К такому варианту я не успела ее подготовить.
К чести сказать, она бесстрашно подвергала себя столкновениям с действительностью. Шла сквозь толпу Лужников в торговые дни, когда люди похожи на нерестовую кету.
Ангела говорила, что это дает ей возможность физически ощутить жизнь. Она писатель, ее работа — ввинчиваться в сопротивляющуюся среду. Стружка летит, сверло раскаляется докрасна… «Я коллекционирую ощущения».
В Доме художника на Крымском валу она увидела двух небольших бронзовых ангелов. Один сгибался под тяжестью крыльев, упираясь ногами в землю, как атлант, как портовый грузчик. Второй был «Падший ангел»: он торжествовал, откинув крылья за спину, эрегируя, задрав к небу нос и даже палец на ноге.
