Знаешь Дневничок, дяди Белы уже нет с нами, он в больнице. Случилось вот что: ночью к нам внезапно пришли жандармы, и всем нам нужно было встать и стоять по стойке смирно, прямо в ночных рубашках. Счастье еще, что было совсем темно. Они объявили, что всех мужчин, шестнадцати до шестидесяти лет, берут на работы. У кого в гетто есть какие-то обязанности, тому идти не нужно, а остальные в 8 утра должны построиться, по пять человек в ряд, перед домом. Я уже писала, милый мой Дневничок, что Аги и дедушке можно выходить на улицу, у них есть разрешение. Дяде Беле они где-то достали палку, будто он вдруг захромал, и Аги с дедушкой отвели его в лазарет. Лазарет этот, конечно, не настоящий лазарет, а всего лишь какая-то недостроенная церковь, но мужчинам оттуда не нужно ходить на работу. Аги вернулась домой только в полдень и сказала, что в аду, наверно, не намного хуже, чем в этом лазарете. Дядю Белу врачи туда приняли, хотя там, прямо на полу, лежит огромное множество настоящих больных и стариков; Аги говорит, вонь там стоит ужасная. В шкафу, где должны лежать всякие священные реликвии, сложены ночные горшки, судна, тазы, а у входа находится аптека, то есть то, что называют аптекой. Ее наскоро сколотили из каких-то ящиков и коробок, из города привезли пару посудин и какие-то лекарства. Дедушка у нас главный аптекарь, он занес Аги в список, чтобы она могла каждый день навещать дядю Белу. Еще Аги рассказала, что там же находится отделение для заразных больных и сумасшедший дом, сюда привезли евреев, которые сошли с ума, и евреев, страдающих заразными болезнями. Дяде Беле тоже пришлось лечь, чтобы поверили, что он болен. Бедняжка лежит на полу у самой двери, и все, кто входит, о него спотыкаются. Но главное, что ему не надо ходить работать на жандармов, потому что, когда утром мужчин увели на работы, до вечера никто не знал, где они и что с ними. Вечером все вернулись, конечно, и те, которые уходили от нас. Признаюсь тебе, милый Дневничок, целый день я ужасно волновалась, потому что Пишту Вадаша тоже увели на работу. Выяснилось, что они все вместе ходят по городу, открывают опечатанные еврейские квартиры, выносят мебель, складывают ее на подводы, а подводы увозят мебель к поезду. Там их грузят в вагоны, снаружи на вагонах написано: «Дар венгерского народа немцам, пострадавшим от бомбежек». Лучше бы написали: дар евреев, потому что ариец ни за что не отдаст мебель из своей столовой, это я точно знаю.
