Дневник Евы Хейман | страница 15



Но дедушка ни о чем не жалел, его только боль мучила, и выглядел он очень усталым. Бабушка же то и дело принималась толковать дяде Беле, что от венгерского полковника она такого не ожидала– дело в том, что витязь Райнаи этот был полковник, – не ожидала, что он такой же, как румыны. Бабушка часто говорит, что румыны только и думают, как бы денег урвать, даже если им ничего не полагается. Слава Богу, милый мой Дневничок, потом все немного успокоились, хотя я эти дни не могу забыть. В столовой то место, где стоял рояль, так и осталось пустое, и мне иногда снится, что в аптеке опять сидит витязь Сепешвари, в таких случаях по утрам подушка у меня мокрая от слез; когда Юсти была еще у нас и спала вместе со мной, она меня даже будила по ночам, потому что во сне я кричала, – что именно, Юсти не могла разобрать, но точно слышала, что я выкрикиваю имя Сепешвари. Ну вот, милый мой Дневничок, теперь и ты знаешь, что это была за история, с витязем Сепешвари! Вчера я немного поперелистывала твои страницы, и так мне стало себя жалко! Потому что очень уж мало пишу я такого, чему и ты был бы рад. Хотя у меня бывают не только несчастья, но и радости. Например, сегодня я счастливая, потому что мы дома все вместе. После обеда даже папа пришел, навестить Аги и дядю Белу, и они разговаривали, словно добрые друзья. Аги все время говорит мне, что на папу она никогда не сердилась, и объясняла мне, что папу я должна любить так же, как ее, потому что, хоть они и разошлись, они все равно – мои родители. Пока, Дневничок, мне надо домашнее задание делать: с тех пор, как Аги и дядя Бела приехали, у меня вообще почти нет времени учиться. Не хватает еще каких-нибудь неприятностей в школе.

17 марта 1944 года

Сегодня у меня опять плохой день, милый мой Дневничок. Но не здесь, не дома, а у папы. После обеда я была у него, мы разговаривали о всяких вещах, я ему рассказала и про Пишту Вадаша, но папа тут же надулся. Он сразу обижается, если ему что-то не нравится. Надо сказать, Аги в таких вопросах куда умнее, она не делает козью морду. Хотя Аги, когда слышит про Пишту Вадаша, тоже не очень-то радуется, но у папы, честное слово, взгляды какие-то прямо допотопные. Аги согласна со мной, что человека нужно оценивать по тому, чего он стоит, а не копаться, кто у него родители, подходящая ли «семья». Аги говорит, родословная важна для лошадей и собак, а вовсе не для людей. Родителей мы себе не выбираем, выбираем только друзей. Это я где-то читала, не помню, где, хотя помню, что подчеркнула эти слова синим карандашом, потому что они показались мне очень правильными. А еще, Дневничок, мне стало очень грустно, когда папа сказал, что собирается жениться. Я его понимаю, ему не хочется жить одному, не такой уж он молодой, но все равно было грустно. Я знаю, он в общем-то ухаживает за женщинами, я его часто вижу в кафе «Яппорт». А они все со мной очень ласково разговаривают, и еще поздравляют папу, какая у него красивая дочка. Кое-кто из них мне даже дарил что-нибудь, в таких случаях я всегда думала: ну, точно, эта очень хочет, чтобы папа на ней женился. А я, милый мой Дневничок, всех их терпеть не могу, кроме Евы Балог. Ее я люблю. Она – пештская девушка, очень милая, и к тому же учительница физкультуры. Когда я была в Пеште, она меня один раз даже позвала с собой гулять, мы с ней были на острове Маргит, на пляже, и катались по Дунаю на лодке. Она такая умная, такая воспитанная. Не очень, правда, красивая, но, как говорит Аги, что надо. Папе бы с ней было хорошо, и мне тоже. Потому что хоть я живу не у папы, но все-таки жена папы будет мне мачехой, а бабушка говорит, что мачеха будет папу против меня настраивать, когда я вырасту. Но Ева Балог не стала бы его против меня настраивать, потому что она меня любит. Правда, папа на ней не женился. Это бабушка Луйза не разрешила ему жениться на ней, она считает, что Ева – коммунистка. Аги тогда тоже рассердилась на папу, потому что Ева как-то пришла к ней в Пеште и пожаловалась, что папа ее бросил. Я до сих пор помню: Аги рассказывала, что папа просто бросил Еву Балог, будто зонтик в гардеробе оставил. Аги считает, что коммунистка тоже может стать хорошей женой, а для папы было бы только лучше, если бы он избавился от бабушки, потому что Ева не позволила бы, чтобы бабушка Луйза всю жизнь терроризировала папу, грозя, что откажет ему в наследстве. Потому что коммунистам плевать на наследство! Я тоже не понимаю, что плохого в том, что Ева Балог – коммунистка: по ней этого не скажешь, она точно такая же, как Аги или другие молодые женщины, и говорила много умного о всяких вещах. Я даже спросила Еву Балог, что такое коммунизм, и она мне объяснила, причем так, что я поняла. Она сказала: если бы наступил коммунизм, то войны не было бы, и евреев не притесняли бы, у каждого была бы работа и еда, а на улице не было бы нищих. Аги тоже что-то похожее говорит, хотя она не коммунистка, а социалистка. Это не одно и то же, но кое в чем сходство есть. Аги сказала: о том, что Ева Балог коммунистка, никто не должен знать, потому что тогда ее посадят в тюрьму, и еще чтобы я никому не говорила, что Аги социалистка, из-за этого у нас тоже могут быть неприятности. Я, правда, не знаю точно, какие неприятности она имеет в виду, но почти уверена: если узнают, что Аги социалистка, то в наказание опять отдадут дедушкину аптеку витязю Сепешвари. Все это, милый мой Дневничок, я только тебе рассказываю, больше я вообще никому, даже Анико, не говорила, что на свете есть социалисты и коммунисты. Анико вообще-то думает, что такое может быть только в Пеште, а в Вараде есть партия Имреди