— Только не торопись, давай еще понежимся…
— Да что я, варвар одичалый или маньяк озабоченный? Мне одной кожи твоей расчудесной на полночи для ласк хватит…
— Да-а, на ласки и слова вкрадчивые ты мастер… Только, мне кажется, не любишь ты меня, Сережа…
На Сергея Андреевича будто ушат холодной воды вылили. «Чтоб ты провалилась, со своей любовью! — взъярился мысленно он. — Так все чудно складывалось и на тебе: любовь!». Но тотчас опямятовался и заговорил — чуть с обидой, но игриво:
— Это я тебя не люблю? Да я не только тебя люблю, то есть всю целиком, но и каждый кусочек тебя, каждую часть твою. Люблю волосы твои душистые, гривастые, в завитках химических; ушки лопушистые с мочками большими, мягкими — по ним, кстати, сразу видно человека доброго, — а уж как я люблю тебя за ушками целова-ать! (Целует). Будто вся душа твоя трепетная за ними сосредоточена! Невыразимо хороша и шея твоя: полная, обильная, отзывчивая, с такой проникновенной ямочкой под горлом! Ее одну можно целовать до самозабвения… А плечи? Мало кто может похвастать такими ровными, гладкими, царственными плечами! Трудно, ох как трудно оторваться от них моим рукам и губам — разве только для посещения того, что так заманчиво колышется под ними? Бог мой, какие объемные, подвижные, нежные овалы! Как приятно ладоням скользить по ним, играть ими, сжимать легонько… И какие у них вздыбленные сосочки — так и просятся на язычок и зубок, в губы и в мою жадную глотку!
В этом месте уже забывшаяся Юля внятно застонала, забросила руки себе за голову и выгнулась, подставляя удобнее трепещущую грудь под умелые ласки. Но дерзкому мало стало той груди, и он завладел обширным лобком. Трепет Юлин усилился троекратно и колени непроизвольно разъехались: ягодка созрела. Сергей хотел уже покрыть фемину, но вспомнил, жалея ее, о презервативе. Тот загодя был положен под матрас; он порвал упаковку и стал напяливать клятую резину, но Юля взяла его за руку:
— Не надо, сегодня можно так…
Мгновенно порадовавшись, ухарь лег на восхитительно мягкие телеса, подсунул ладони под обширные ягодицы и стал упоенно совершать фрикции… В какой-то момент он почувствовал, что Юлю это должным образом не пронимает. Но сам взвелся уже до точки невозврата и сорвался в оргазм…
— Хорошо тебе было? — спросила Юлия.
— Мне-то да… — с ноткой досады ответил Карцев и хотел было высвободиться.
— Подожди… — удержала его в себе женщина и, просунув кисть меж лобками, сжала, видимо, клитор. Скоро она прерывисто задышала, тело ее слегка напряглось, она шумно вздохнула и затихла, убрав руку. Еще более сконфуженный, Карцев лег рядом.
