Вопрос сугубо риторический. Ведь слова о «кипении пустом» уже написаны… Карцеву они только что пришли на ум, и он тоскливо содрогнулся. Почти все, чем он в последнее время занимался, было сплошным повтором: в других декорациях, с другими действующими лицами, но сути эти случайные обстоятельства не меняли: повтор счастливого студенческого прошлого и первых лет на поизводственном геологическом поприще. С досадной поправкой: тогда подобное было ему внове, и он вожделенно впитывал восхитительные ощущения, переполняясь оптимизмом. Теперь же былой оптимизм усох, а на передний план лезла рассудочность, порожденная прошлым опытом. То есть, будучи человеком контактным, многоталанным, обаятельным, он мог стать душой общества и предметом воздыхания многих женщин, — но теперь часто беспричинно тушевался или неуместно язвил или вовсе покидал компанию… «Я ведь прекрасно знаю, к чему предназначены эти радушные вечера в женском общежитии, — урезонивал себя Карцев (и действительно, несколько свадеб уже намечалось). — Что ж тогда мне им головы морочить? Отвлекать от подлинных кандидатов в мужья? К примеру, от Митяя или Володи…».
Возможность своего включения в поиски невесты Сергей исключал априори. «Я женат, у меня есть сын, — мысленно оправдывался он и добавлял, впадая в противоречие: — Начинать все по новой — увольте!» И вот сейчас он сидел, объятый звуками тухмановских феерий, в очередной раз перебирая в памяти картины восьми-пятилетней давности, на которых он и Марина знакомились, страстно целовались и сплетались, строили семью, нянькали Вовку, вместе радовались и вместе печалились… А потом? Потом случилось, как в известной сентенции: «Что нужно мужчине для счастья? Женщина… А для полного счастья? Вторая женщина!».
Строго говоря, второй женщины, то бишь любовницы, у него не завелось: то ли по причине тогдашней его лопоухости, то ли потому, что он инстинктивно предпочитал довольствоваться «цветками» своих эпизодических побед: поцелуями, объятьями, даже просто откровенными взглядами или словечками… Тем самым, как теперь догадался Сергей, он как бы упрочивал и расширял свою популярность в Уральской экспедиции, обретенную в связи с его неожиданными геологоразведочными успехами. «Где был твой разум, упрочиватель хренов? — вновь скривился Карцев. — Можно ли было ожидать, что Марина так и останется в счастливом неведении?» Этот же вопрос задавал он себе и в ту пору, после каждой спонтанной интрижки, клял свой блудливый нрав и вслед за одним из персонажей излюбленного им Фаулза полунасмешливо-полудовольно произносил: «Уцелел!». Но проходило время, подворачивался очередной «счастливый» случай, и трезвый ум вновь оказывался на задворках карцевской личности…
