Другой анекдот доказывает, как умела Екатерина уважать мнение народа, даже суеверие его, и тем сделалась Великой женой. Она уже стояла на месте, на котором стоял ее предшественник Михаил Федорович, как увидела порядочно одетую даму, приблизившуюся к образу Святой Богородицы; дама, помолившись, стала на колени и положила перед иконой большой сверток бумаги. Это удивило Екатерину; она обратилась к стоящему вблизи генерал-адъютанту и приказала спросить у неизвестной дамы: что это за бумаги? Он возвращается и докладывает:
— Барыня эта подала просьбу Богородице на ваше императорское величество.
Государыня, приказав ее подозвать, сказала:
— За что вы меня так жестоко наказываете? — подаете на меня просьбу Пресвятой Богородице.
— Я несколько раз, — отвечала барыня, — осмеливалась утруждать ваше величество, жалуясь на несправедливость судей, лишивших меня следующого мне имения. Не получая никакого ответа, я решилась просить Пресвятую Богородицу.
— Возьмите вашу просьбу назад, отдайте ее мне; я сама рассмотрю ваше дело и отдам вам должную справедливость.
Действительно, государыня, рассмотрев ее дело, возвратила ей несправедливо отнятое у нее имение и оштрафовала судей.
Подобный поступок привязывает более сердца подданных к владыкам своим, нежели раздача наград, не всегда истинно залуженных.
Наконец, после многих неудач, беспокойств и лишений разного рода, мы приплыли к месту нашего назначения, и, увы! скоро все то, о чем я мечтал, все то, что мне издалека казалось выгодным, даже пленительным, явилось на месте неудобным или, лучше, совершенно невозможным. Быстрое разрушение всех моих планов, и будущее, не представляющее мне ничего утешительного, произвело сильное волнение в сердце и повергло, наконец, в болезнь. Жена тоже занемогла. Нас перевезли больных в Нижний Новгород. Как нас люди наши перетащили в город, каким образом, — я после тяжкой горячки первый начал оправляться, потом жена моя, — не могу понять и доселе. Едва успел я встать на ноги, явились и заботы. Во время болезни нашей люди, чтобы платить за квартиру, за лекарство и прочее продали почти все наши пожитки, серебро, часы, и т. д.; но, к счастью, уцелел фрак, в котором я прилично мог явиться в публику. Не зная никого, я пошел прямо к г-ну гражданскому губернатору, рассказал ему откровенно свое положение, но он уже об оном был извещен. Г-н гражданский губернатор, приняв меня ласково, открыл мне дом свой, воскресил во мне надежду и, наконец, по его влиянию, и стараниями М. Л., с которым я познакомился у губернатора, дворянство выбрало меня в заседатели совестного суда.
