Правда, Эзика вместо благодарности стал бранить маму:
— Ни к чему было пускать их во двор. Таким в грязи самое место!
— Что вы такое говорите, сосед! Что о нас люди подумают! — возразила мама, потом осторожно полюбопытствовала: — Чем же они так вас рассердили, эти ваши свояки?
— Рассердили?! Вот подлые души! Зачем девку замуж отдавали, если она им дома нужна. Силой к ним никто не ломился.
— А что, они хотели Пати забрать?
— Хотеть-то хотели, да не на того нарвались. Сватья-то, сватья: «Ах, как бы дочка моя не пострадала, как бы голубушку не обидели!..»
— Ну, что вы, Эзика, верно, она не в обиду вам так сказала, — попыталась заступиться за женщину, моя мать. — Что ни говорите, каждому свое дитя дорого!
— А мое дитя!.. — взорвался Эзика. Мама даже язык прикусила. — Мой сын! Мой сын мне не дорог? Ох, чтоб им… — Он не закончил фразы и заковылял прочь. — Мой Амиран… Знаю я, какие они есть, эти бабы, не тебе меня учить! — ворчал он. — Вот так же к моей жене пристали, когда я в армии был, и окрутили ее с разносчиком. Только на этот раз не выйдет у них ничего… Не на того нарвались…
Бабушка каждый день просила меня перечитывать папино письмо — два десятка слов, написанных крупными буквами на одной стороне листка. Я уже знал письмо наизусть и раскрывал его только для виду. Когда я доходил до слов «Ваш Датико», бабушка каждый раз спрашивала:
— А дальше что?
— Дальше ничего, бабушка!
— Ничего… Что бы ему еще написать…
— Да вот не написал.
— Как же так… Может, он пишет, прихворнул, мол, я, занемог… Прочитай-ка получше…
— Да я все уже прочитал! — И я опять сначала повторял письмо. — Вот и все.
Бабушка брала у меня письмо, долго разглядывала его, потом складывала вчетверо, заворачивала в платок и прятала в карман юбки.
— Если увидишь Фому, не отпускай его без меня.
— Я все передам, бабушка, ты только скажи — что.
— Ты, сынок, еще ребенок, с тобой не станут разговаривать. Другое дело, если я его попрошу… Так вот: появится Фома, ты ему скажи…
По утрам она то и дело глядела на дорогу, прислушиваясь ко всем шагам, но Фома не шел.
…Мама подошла с корзиной к груше, подобрала опавшие плоды. Потом обернулась ко мне:
— Гогита! Свези кукурузу на мельницу! — крикнула она. — Слышишь? Все забирай.
Я вынес два мешочка с зерном и уложил их на арбу. Они были легкие — наверное, мама разделила зерно пополам, чтобы мне не тяжело было таскать.
«Неужели это вся наша кукуруза… — подумал я и сам же ответил: — Да, наверное, вся. Ведь в магазине давно нет хлеба, а мы все лето на одном хлебе и жили…»
