Шульдкнехту было неудобно прямо высказать истину, как он ее понимал.
— То есть я хочу сказать, что не труд одного человека создает богатство, а эксплуатация других.
— Хорошо, хорошо. Но кого эксплуатировал я? — настаивал раздраженный доктор. — Оскар, скажем, имел сотни рабочих и не так уж много делал собственными руками, а я?
— В первую очередь богатство господина Зоммера, по коммунистической теории, было создано трудом крестьян из графского имения.
— Как? Значит, старик Зоммер почивал на диване? А мое личное богатство? Мое? Мой труд?
— Они говорят, что вместе с вами работал целый штат врачей и сестер, получая только заработную плату, в то время как вы, будучи хозяином, смогли накопить капитал.
— Конечно, хозяин копит, а служащие получают жалованье, — оскорбился Таубер. — Разве я оставлял кого-нибудь без жалованья? Или, по-вашему, они, служащие, должны скопить капитал и мне, хозяину, должны выплачивать жалованье? Так должно было быть?
Шульдкнехт смущенно замолчал: ведь он тоже был нанят Таубером. Но тот не унимался:
— А государство, разве оно не будет платить жалованья? Служащие будут делить между собой все доходы? Ни один больной не будет платить за лечение? Как это?
— Нет, государство — это другое дело…
— Почему?
— Потому что оно… Потому что это государство, это страна, и никто не имеет права иметь капиталы, кроме него.
Но и это не было понятно Тауберу. Весь мир перевернулся вверх дном. Кто же теперь будет создавать различные учреждения, строить роскошные магазины, клиники, фабрики? Может быть, государство? Посмотрим, как это будет! Его они обездолили, это ясно.
Несмотря на преклонный возраст, доктору Тауберу было предложено работать в городской больнице. После войны ощущалась нехватка врачей, кроме того, доктора Таубера весьма ценили как хирурга; политикой он не занимался, и его убеждения не могли служить причиной, чтобы отстранять его от работы.
Он поблагодарил и вежливо отказался; он всегда умел ретироваться, сохраняя любезность; он заявил, что уже стар, что глаза у него плохо видят, что настало время сидеть ему в кресле у камелька.
Нет, он, бывший хозяин и владелец клиники, стал бы работать простым служащим! Он, Таубер, имел бы над собой начальство, был наравне с другими, отчитывался перед кем-то в своей работе? Это было невозможно, лучше уж отойти от всяких дел.
Через некоторое время ему назначили пенсию, чем он был весьма приятно удивлен, поскольку никогда не был на государственной службе, но пенсия по сравнению с его былыми доходами была маленькой, и каждый раз, получая ее, он горько и иронически улыбался.
