Высший круг | страница 6
Артур заверил, что, скорее, это ему надо чувствовать себя неловко среди чужаков. Вообще-то он должен был находиться на нижней палубе с эмигрантами, если бы его мать не преподнесла ему сюрприз, заменив билет.
— Как интересно, — сказала Аугуста. — Зря вы на это согласились. Вы лишаете себя важнейшего опыта в жизни. Кстати, мы с братом намереваемся в следующий раз путешествовать в одной каюте с действительно бедной семьей эмигрантов. Это будет увлекательно, правда, Жетулиу?
— Ты хочешь сказать, привлекательно!
— И меня запишите, — добавила Элизабет.
Столовая пустела. Профессор Конканнон, выпив два-три сухих мартини до обеда, целую бутылку шато-марго и несколько рюмок коньяку, чтобы запить кофе, поднялся, слегка покачнулся, но придал себе устойчивости, уцепившись за спинку стула.
— Профессор, возьмите меня под руку, — предложила Элизабет. — Это придаст мне вес в глазах дураков.
— А вы, месье Морган, как вы себя чувствуете? — спросила Аугуста.
— Пленен.
— Вот, наконец, любезное слово, звучащее не в тон с нашим обычным злословием и колкостями. У вас чувствительная душа?
— Боюсь, что да.
— Придется надеть броню.
— Вы мне поможете?
— На меня не рассчитывайте. Мне очень нравится, когда мужчины проливают слезы. Плачущий мужчина трогателен. Плачущая женщина смешна.
— Вы ни разу не пролили ни слезинки.
— Откуда вам знать?
Они вышли на прогулочную палубу. Лайнер «Квин Мэри» компании «Кунард Лайн» шел со скоростью двадцать узлов по Атлантическому океану. Сквозь желтосерое небо пробивались последние солнечные лучи, ласкавшие маяк Фастнет-Рок и белые домишки на островах Сицилии. Какой-то траулер боролся с течением, за ним следовала целая туча чаек, вихрем кружившихся над сетью.
— Море — совершенно дурацкая штука, сказала Аугуста. — Я его ненавижу. А вы?
— Я еще не составил мнения на этот счет, но почему вы не летаете самолетом?
— Спасибо! Каждый второй теряется над Атлантикой.
— Об этом бы знали.
— Никогда никого не могут найти, вот почему об этом не говорят. Как досадно, что у вас нет мнения по поводу моря. Вообще-то вы не очень интересны.
— Вы хотите сказать, что я не стараюсь казаться интересным. Что ж, так и есть.
Элизабет вернулась одна.
— Я уложила Конканнона и оставила Жетулиу за покерным столом с тремя американцами. Вы не играете в карты, месье Морган.
Oна могла бы сказать: «Вы играете в карты?», на что потребовалось бы ответить утвердительно или отрицательно, или придать своей фразе вопросительный оттенок, но в таком виде это было простой констатацией, ни больше, ни меньше, как если бы она заметила, какого цвета у Артура глаза — голубые, зеленые или карие, или какой у него нос — прямой, курносый или «уточкой». Может быть, он не играл в карты потому, что не довелось, или же, поглощенный учебой, откладывал на потом развлечение, суть которого мало его привлекала. Ошибкой, которую он, к счастью, не совершил, было бы ответить, объясниться, даже выдумать. Ни Элизабет, ни Аугуста не ожидали, чтобы Артур отозвался. Преимуществом «Вы не играете в карты» была ясность, француза отнесли к среде, отличной от круга Жетулиу, и надо сказать, без всякого высокомерия, даже, скорее, с явной симпатией к молодому человеку из иной страны и иной среды, чем те, в которых они обретались.