«Печаль моя светла…» | страница 72
Лет двадцать спустя, будучи в Полтаве, я позвонила Галине Петровне, чтобы встретиться, случайно узнав телефон от преподавателя одного из полтавских вузов, который оказался ее сыном. Она очень обрадовалась «Лидочке», припомнив мне и мои косички, и мой жуткий поросячий визг во время аварийного отключения света (тогда на ее возмущенный вопрос о голосистом источнике я сама же и повинилась), и мою детскую забывчивость о важном шевченковском стихотворении. Мы долго говорили, и она со смехом призналась, что должна была наступить себе на горло, ставя эту злополучную двойку, а потому хорошо ее запомнила. Но от встречи, однако, уклонилась, желая остаться в моей памяти «молодой и красивой».
Совсем другой тип учителя представляла собой наша математичка – Ольга Петровна Рудоконь. Ее фамилия, к сожалению, была явно неудачной, так как подчеркивала и так возникающую ассоциацию с этим крупным и сильным животным-трудягой. Очень высокая и плотная, неулыбчивая, она всегда была полна душевных сил, чтобы фанатично светиться изнутри своей точной логикой и сосредоточенностью, на нас внимания почти не обращала и после объяснения, уверившись, что мы поняли, уходила, никогда не задерживаясь. Мне кажется, что и в учительской она вела себя так же. Только много позже я узнала, что она просто бежала домой к грудному ребенку, о котором ни с кем никогда не говорила. Но я жалею, что в моей жизни этого времени не случилось любимого мною умственного напряжения для познания математических тайн. Ведь пошаговая методика преподавания алгебры так замечательно за тысячелетия разработана, что если идти без пропусков, то там все легко и понятно, а потому все письменные задания на завтра мгновенно выполнялись уже на следующем, кроме русского, уроке. Если же изредка попадалась какая-нибудь задачка позаковыристее, над которой требовалось подумать, я радостно мчалась скорее домой, чтобы с огромным удовольствием спокойно разобраться. В старших же классах с огорчением узнала о существовании занимательных задачников, для которых время «блаженства» моего подросткового ума уже было упущено, так как начались новые дисциплины этого цикла.