Когда я в следующий раз буду в Берлине, я непременно позвоню Вам, чтобы встретиться и снова погрузиться в воспоминания о старых временах.
Сердечный привет от Вашего старого друга
Эриха Марии Ремарка.
Совету города Оснабрюк
Рим, 31.12.1968 (вторник)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Господам членам совета города Оснабрюк
Уважаемые господа!
Сегодня, в последний день уходящего года, я получил от своих друзей из Оснабрюка известие о том, что в связи с двадцать пятой годовщиной гибели моей сестры, Эльфриды Шольц, Вы решили назвать ее именем одну из улиц Оснабрюка. Я глубоко тронут этим великодушным и благородным жестом и хочу выразить Вам за это мою сердечную благодарность.
С наилучшими пожеланиями,
Ваш
Эрих Мария Ремарк.
Гансу Хабе
Рим, 15.01.1969 (среда)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Рим, отель «Де ла Вилле»
Мой дорогой Ганс!
Мы были несказанно рады возможности обменяться с тобой парой слов! У нас болит сердце от переживаний за тебя. Вся наша любовь принадлежит тебе — это хотелось мне сказать тебе после нашего телефонного разговора. Чувствуешь себя совершенно беспомощным в ситуации, которая поражает тебя, как молния, и это бессилие и есть то, что причиняет нам душевную боль. Если бы мы могли сделать хоть что-то, чтобы тебе помочь! Единственное наше утешение состоит в том, что ты не один в этой занесенной снегом Асконе, так как с тобой Личчи и мама. Хорошо и то, что, как говорит Личчи, ты пытаешься работать. Конечно, это очень трудно — но, несмотря на это, я надеюсь, что работа станет якорем, за который ты сможешь держаться — и это единственное, что есть у нас в наше бедственное время! Все эти слова, пока я их пишу, кажутся мне самому до крайности банальными и приводят в полное отчаяние, но это единственное, что я могу сказать. Именно для нас, для которых слово есть инструмент и предмет поклонения, именно его не хватает, когда оно больше всего нам нужно для выражения самого главного человеческого чувства — со-страдания, со-страдания к другу, и для единственного, что так хочется всем сердцем ему дать, — утешения.
Наши сердца с тобой, Ханс! И вся наша любовь! Может быть, она послужит тебе утешением! На это надеются твои друзья
Полетт и Эрих.
Карлу Цукмайеру, Заас-Фее
Рим, 28.03.1969 (пятница)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Отель «Де ла Вилле», виа Систина
Дорогой Цук!
Каждый день я опасливо прислушиваюсь к звукам в отеле, боясь, что они смогут оказаться чересчур громкими для тебя. Если ты будешь жить в глубине, как я предполагаю, то ты не услышишь почти никаких звуков с улицы — там, правда, метрах в ста от отеля, находится спортивная площадка женской школы «Тринита-ди-Монти», где девочки играют в гандбол, и оттуда постоянно доносится щебет этих юных созданий. Мне это нисколько не мешает, я воспринимаю эти девичьи восклицания как беззаботный, мирный щебет. Надеюсь, что он не будет мешать и тебе. Впрочем, часов до пяти — самое позднее. В шесть этот шум утихает. К тому же доносятся эти звуки только при открытых окнах. Автомобили здесь практически не слышны. С тех пор как я узнал, что в Заас-Фее движение автомобилей запрещено, я очень обеспокоился за твой покой. Немного девичьего щебета, думаю, не слишком повредит твоей работе. Думаю, что ты, как и я, полюбишь черных дроздов (так здесь называют соловьев), которые живут в саду и по утрам заливаются трелями. Эти трели наверняка понравятся тебе больше, чем автомобильные гудки.
