Александра Феодоровна была убеждена, что простолюдинов подбил на восстание кто-то из их семьи, какой-то бравый вояка. Король Людовик и Мария-Антуанетта были преданы Филиппом Эгалите[21]; какую же змею пригрела на груди русская императорская фамилия? Кто это? Павел? Михаил? Александр? Или верховный главнокомандующий Николай? Кто из братьев, кузенов, дядей стоял за этими чрезвычайными народными комиссарами, поезд с которыми несся прямо перед составом с ее семьей в Тобольск и гудел, словно дьявол, который торопится урвать себе еще чью-то душу? Переменив золотое шитье погон и знаки императорской армии на красноармейские буденовки и шинели, они все ищут агонизирующей власти, и им наплевать, если это будет им стоить еще нескольких жизней – царя и его детей.
– Более того, им было бы удобнее еще раньше вывести нас из игры, – заключала обычно Аликс.
Вот почему каждую ночь в спальне на первом этаже Ипатьевского дома Николаю приходилось выслушивать нескончаемые упреки жены, которые он выносил в полном молчании.
– Ты не должен был отдавать кавалерийскую бригаду Павлу, тебя должна была насторожить его мания походить на деда… Он себя почувствовал претендентом сразу же после заключения союза с французами! А все эти годы, проведенные во Франции и Швейцарии? Неужели ты ему веришь? Во Франции он встречался с социалистами, он уже там с ними сговорился…
Иногда ее бред словно вызывал призраков, и Николай видел всех своих родственников, таких же узников, только разбросанных по миру и России. Нет, никто из них не предавал его. То, как они жили прежде, закрывало им возможность войти в этот новый мир, так же как и его детям, даже если бы они стали вдруг маленькими-маленькими, как когда-то сказала Матильда. Где можно спрятаться от этого нового мира? Их мог спасти лишь ангел, только ангел, который прилетел бы и вырвал бы их из этой мрачной ночи в июле 1918 года, дабы перенести на сто или двести лет назад. Но время нельзя обратить вспять, даже в России. Цари умели лишь оставлять в неприкосновенности ее территориальные границы, лелеять их, смотреться в эти горы и равнины, как в зеркало своей безграничной власти! Царь и Россия были неразлучны, они любовались друг другом, как влюбленные, как новобрачные.
Только Богу было доступно остановить время, а ему, Николаю, – нет. И, находясь где-то на середине пути от его подданных до Господа, Николай смотрел на карту и не видел там, на бескрайних землях российских, того, чего так искали его добрейшие голубые глаза, отбросив мысли о спасительном путешествии во времени. Империя оказалась вечной только наполовину.
