Они отправились к Билибису. Этот человек приехал откуда-то с юга и в своем магазинчике продавал все, что только можно было придумать, женские платья и шали тоже. В каморке за прилавком у него был фотоаппарат на высоком треножнике. Когда мать вошла внутрь, оставив сына у витрины, из лавки выскользнул сам хозяин, чтобы подарить ему шоколадку и попросить подождать свою «удивительную мамочку» на улице. Через окно было видно, как она снимает шаль, смеется и направляется за прилавок туда, где Билибис держал свой аппарат. Рука Билибиса на плече матери показалась ему чернее самой ткани, такой отвратительной и грязной, что он выронил шоколадку. Бесшумно, на цыпочках, приоткрыв дверь лишь настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь, он вошел в магазин. Казалось, в каморке шептались, но разноцветное праздничное платье его матери шуршало, и шорох глушил, размывал слова так, что они становились неузнаваемыми, непохожими на человеческую речь звуками.
Мальчик переводил взгляд с ваз на шкафу, полных конфет, на сосновую мебель, на короб с мукой, на рулоны тканей на прилавке, на сети и выстроенные в ряд трезубцы для рыбной ловли, на картину на стене. Наверное, на этой картине был сам Билибис в молодости, он стоял на опушке леса, где-то там, у себя на родине. У него уже тогда были непроницаемые, какие-то деревянные, без всякого блеска глаза, такие же темные, как и руки. В этот момент мальчик услышал крик, нет, не крик, а какой-то звук слабее крика, но сильнее вздоха, который заставил его задрожать от непреодолимого желания поднять зеленую занавеску и посмотреть, как фотографируют его мать. От волнения он потерял равновесие и наступил на одну из железяк, которая со страшным шумом повалилась на башню из жестянок. Он выскочил из магазина, и через минуту вышла его мать, раскрасневшаяся, разгоряченная и без шали. Она взяла его за руку и направилась домой, а Билибис улыбался ей через стекло. Он так и не увидел, что произошло за зеленой занавеской, а фотография появилась в доме через несколько месяцев, когда мать уже умерла. Она улыбалась, но не ему, а Билибису, у которого руки были такими же черными, как и глаза. Для Билибиса она прихорашивалась в каморке за зеленой занавесью и смотрелась в зеркало точно так же, как смотрится сейчас ее сын.
Но, кроме этих ночных странностей, больше за ним, Петром Ивановичем Остовым, ничего не замечали.
– Когда вы обнаружили этого мерзавца, Карель? – прогремел Ипсиланти, пока взвод стрелков окружал безумца, который пытался уйти в тайгу.
