Спустя много лет Рокоссовский вспоминал 16-ю армию тех дней. Обессиленная и кровоточащая, она цеплялась за каждую пядь родной земли, давая врагу жестокий отпор. Отойдя на шаг, она вновь отвечала ударом на удар, ослабляя силы врага. Остановить его полностью она еще не могла. Но и противник не мог прорвать сплошной фронт обороны армии.
Константин Константинович Рокоссовский рассказывал:
— В те трудные дни я дважды разговаривал по ВЧ с Верховным Главнокомандующим.
Уже был потерян счет бессонным ночам, только тревожные донесения шли из полков и дивизий. А гитлеровцы как очумелые все рвались вперед: таранили линию фронта танковые клинья, просачивались автоматчики, в нашем тылу появлялись вражеские парашютисты, в небе метались «юнкерсы» и «мессершмитты». Казалось, что все наши силы на пределе. А за спиной, за березовыми и сосновыми перелесками, была Москва.
...Поздно ночью я прилег на походную койку и закрыл глаза. Напряжение последних дней сковало тело усталостью.
И сразу же, как мне показалось, кто-то осторожно дотронулся до плеча.
— Товарищ генерал, вас к телефону.
Я приподнялся и потянулся к телефонной трубке. Что там еще могло быть? Мысленно представил себе участок фронта на подмосковном шоссе, где сражались войска армии. Может быть, опять где-нибудь прорвались немцы?..
Приложил трубку к уху и сквозь шум и легкое потрескивание услышал негромкий медленный голос с грузинским акцентом:
— Говорит Сталин. Товарищ Рокоссовский, доложите обстановку.
Я вскочил, сон как рукой сняло. Теперь уже не было усталости. Мысль работала ясно и точно. Доложил как можно обстоятельней.
После небольшой паузы Сталин голосом, в котором слышались участие и беспокойство, спросил:
— Тяжело вам, товарищ Рокоссовский?
— Так точно, товарищ Сталин. Тяжело.
— Продержитесь еще несколько дней на своем рубеже?
Хотелось сказать Верховному, что ни одного шага назад не сделают мои войска, что, пока я жив, немцы не пройдут к Москве. Но я знал, что Сталин не любит выспренных выражений и громких слов. Только и ответил:
— Продержимся!
— Держитесь! А мы вам поможем.
Через несколько дней, ночью, Сталин позвонил опять:
— Знаете ли вы, что немцы прорвались у Красной Поляны?
Я даже оторопел от неожиданности. Сам узнал об этом лишь час назад.
— Получил такие сведения, но еще не проверял.
— Проверьте. Имейте в виду, что из этого района гитлеровцы могут обстрелять столицу из орудий.
— Сейчас же выеду и приму меры.
Я был поражен, что Верховный Главнокомандующий там, в Москве, так точно осведомлен о том, что происходит на нашем, в сущности маленьком, участке фронта.
