— Франсуа!
Но это усилие было последним. Руки ее ослабели. Она продолжала сопротивляться, но течение подтолкнуло ее и лишило всякой опоры. Дорога исчезла. Мириам лишилась поддержки дамбы. Обессиленную, ее понесло течением прилива. Я видел, как ее уносило, и меня самого били усиливающиеся волны. Все кончилось. Я остался один с потерпевшим крушение автомобилем, откуда по-прежнему неслась музыка и лился свет. Я повернулся лицом к маяку и спросил себя, хватит ли у меня сил до него добраться. Я чувствовал, как меня приподнимает и пытается унести прилив. Я тоже рисковал разделить участь Мириам. Немая жизнь словно бы одушевила почву, от которой я силился не оторваться, и на каждом шагу мне приходилось противостоять целому морю. Я яростно боролся и ни о чем не думал. Убежище было рядом, оно высилось словно замок. Оно уже чуть не нависало надо мной. Ледяной ветер охлаждал мое потное лицо и дыхание, обжигавшее мне горло. Вода доходила уже до живота. Всё решали минуты: четыре или пять лишних, и я утону. В конечном счете я так и не знаю, было ли у меня время, чтобы спасти Мириам. Об этом я непрестанно спрашиваю себя и буду спрашивать до конца своих дней.» Я уцепился за ступеньки и упал животом на бетонный цоколь возле чемоданов. Прижавшись щекой к камню, слушал, как бежит во мне кровь. Потом мне стало страшно. Мне показалось, что я еще не в полной безопасности от поднимающейся воды, и я задыхаясь взобрался по железным перекладинам между балками на помост. И сразу увидел полу-затонувшую машину. Фары ушли под воду, но все еще светили, так что море перед машиной было призрачно-зеленым, зато музыка смолкла. Я вглядывался туда, где исчезла Мириам. Прислушивался. Но слышал только глухой плеск волн, бьющих в цоколь маяка. Я попытался разглядеть время на своих часах, но безуспешно. Однако мне не составило труда прикинуть, что Гуа я покину не раньше семи утра.
Долгое тяжелое бдение началось. Я разделся, выжал брюки, вылил воду из туфель. Растерся. Обошел помост. Я по-прежнему пребывал в некотором ошеломлении. Все свершилось так быстро». Я уходил от реальности, перебирая наши оплошности, как будто было возможно остановить время, вернуться назад и избежать трагедии. Мириам погибла. Я убил ее. Убил защищаясь. Нет! Все куда сложнее, куда запутанней. Я давно уже тяготился ею и внезапно увидел удобную возможность». Я знал, что я и виноват и не виноват, вопрос только в том, в какой мере я виновен и в какой неповинен. Мне и самому никогда не разобраться в этом клубке намерений, поводов, целей». Я стыдился и вместе с тем чувствовал несказанное удовлетворение. Фары машины погасли, и мои мысли потекли по другому руслу. Мириам никому не говорила о нашем отъезде. Если мне повезет и никто не увидит меня на этом помосте, если я сумею вернуться незамеченным, если успею уничтожить свою исповедь и спрятать деньги до пробуждения Элианы, мне не о чем будет волноваться. Ронги мне опасаться нечего. Я не сомневался, что она мне друг. Она и никому не скажет о моей связи с Мириам. Найдут «дофину». обнаружат исчезновение Мириам, выловят ее тело в заливе и сочтут это несчастным случаем. Да это и есть несчастный случай. Никакое расследование не может привести ко мне. Установить, что я. был с ней в машине, невозможно. К счастью, оба моих чемодана остались в моей старушке. Нужно будет только сесть на вечерний автобус, и я пригоню свою машину назад. Я влез в брюки: на мне они высохнут куда быстрее. Надел носки и спустился на цоколь маяка. Волны ударялись в препятствие и обдавали меня пенными брызгами. Крепко держась за лестницу, я столкнул ногой в воду чемоданы, картины — последние улики. Их унесло течением. Я словно во второй раз утопил Мириам. Я вернулся на свою голубятню, и ужас содеянного проник в меня будто леденящее дыхание смерти. Напрасно я пытаюсь найти себе оправдание — я преступник, поскольку злое намерение и совершает преступление, так я думаю… Я уничтожил чудовище. Можно ли назвать убийцей того, кто уничтожил чудовище?» Так до самой зари меня раздирали укоры и сомнения. На рассвете вода отошла уже довольно далеко. «Дофина» вся в грязи стояла в дюжине метров от дороги. Солнце осветило море до самого горизонта. Оно было пустынно. Я посмотрел на дамбу в стороне острова. Никого». В стороне Бовуара — тоже. Я спустился к самой воде. Течение отлива уже ослабело, но нужно было еще подождать. Зубы у меня выбивали дробь. Туфли, подсохнув, заскорузли и жали. Наконец я пошел на риск. Я пустился в путь, когда вода доходила мне почти до бедра. Поначалу идти было очень трудно. Но когда я миновал «дофину», дорога стала подниматься, и я двигался уже гораздо быстрее. Солнце согревало мне лицо, грудь. Мне стало еще легче, когда я стал держаться рукой за вешки. Берег приближался. Вода доходила мне уже только до щиколоток. Потом я ступил на сухое асфальтированное шоссе, оставив Гуа позади. Время было около половины седьмого. Правильно я сделал, что не стал дожидаться конца отлива и спустился с маяка: вдалеке появился грузовичок. Я не стал идти по шоссе, свернул и добрался до дома задворками. Элиана еще спала. На моем столе по-прежнему лежал конверт и деньги. Я запер их в ящик, разделся и выпил немного спиртного, чтобы согреться. Я умирал от усталости, но теперь я был вне опасности. Несколько минут я продремал в кресле. Элиана, проснувшись, увидела меня в халате с опухшими глазами — точь-в-точь как если бы я едва поднялся с постели — и простодушно спросила:
