Мундиа мул'а Катема
Силуме си квата ангула
Мундиа мул'а Катема…
Пока что она весьма преуспела. Она хотела удержать меня при себе любыми средствами. И теперь мы оба в ловушке. Холод леденил мне ноги, и я уже чувствовал напор воды. Мириам, видно, тоже приходилось нелегко — она даже слегка покачивалась. Понемногу мы сближались.
— Брось все! — крикнул я.
То ли вода поднималась слишком быстро, то ли дорога здесь понижалась, но вода достигла мне до колен. Я почувствовал, что теперь мы уже рискуем жизнью. Я слышал хриплое дыхание Мириам. А потом — громкий всплеск: она упала и теперь пыталась встать в пенном водовороте.
— Нога, — простонала она. — Не могу…
Она была метрах в тридцати от меня. Течение покачивало меня, будто дерево с подточенными корнями. Мириам удалось встать на одно колено, теперь она собирала свою поклажу. Я прошел еще метр-два. Вот мы и умрем оба, по-идиотски, умрем по ее вине, потому что она не желает расстаться со своими картинами, красками, кистями! Подул легкий ветер с берега и нагнал волны, вмиг разрушив нечеловеческое спокойствие морской глади. Поглощенный водой Гуа стал длинным пенным гребнем, стоячим волнением, и посреди него мы устремлялись друг к другу. Мириам наконец встала на ноги.
— Франсуа! — воскликнула она сияя.
Не двигаясь с места, протягивая вперед руки, я прикинул свои силы. Да, я, пожалуй, смог бы преодолеть дистанцию, что нас разделяла, и вернуться с ней вместе.
— Франсуа!
Клянусь, я не хотел ее убивать. Стремление спасти ее ни на секунду не ослабевало во мне. Ветер усилился. Запахло сеном, запахло моей землей. Ветер донес приглушенный далекий лай. Этот мирный, полный воспоминаний ветер решил все за меня. Слезы застлали мне глаза. Я отступал осторожно, словно опасаясь оставить следы своего бегства по морю. Мириам не сразу заметила, что я удаляюсь от нее. Ища ногой твердой опоры, она сделала шаг, и щиколотка подвела ее снова. Она упала навзничь, подняв тучу брызг, и громко крикнула:
— Франсуа!
От прозвучавшего в ее голосе ужаса у меня скрутило кишки. Сам я был вихрем инстинктов, борющихся против смерти, но посреди бури возмущения мерцала жесткая трезвая точка, и я повторял себе поговорку Суто: «Пришивают кожу покойника на живого». Колдунья умрет, я освобожусь и снова буду со своей Элианой! Я продолжал пятиться, всеми силами противясь течению, которое так и норовило сбить меня с ног. Мириам приподнялась на руках. Теперь я ее боялся. Она могла еще долго бороться.
