— Завтра я уезжаю в Париж, — продолжала она, — подписывать контракт. Директор галереи — я тебе уже говорила… Ты забыл? Но не важно, он наконец согласен. Если у меня было плохое настроение все последнее время, Франсуа, милый, то только потому, что мне приходилось выдерживать жестокие бои. Но он принял мои условия. В субботу я получила от него письмо. В Париже я останусь примерно с неделю, улажу все дела с выставкой, потом вернусь сюда, проверю, все ли в порядке, и запру дом. Это будет отъезд навсегда. Так что у тебя еще достаточно времени…
Гостиная опустела. Большинство картин исчезло. Вдоль стены выстроились чемоданы с пестрыми этикетками.
— Садись, Франсуа, любовь моя! У тебя такой вид, будто ты приехал ко мне по вызову.
Я осторожно придвинул ногой к себе стул. Продолжения я ждал с любопытством и страхом, как охотник, наконец выманивший из логова зверя, которого давно выслеживал.
— Пришлось поимпровизировать немножко, ты этого не любишь, но я по-другому не умею. Впрочем, увидишь: все устроится как нельзя лучше. В конце концов я выбрала Мадагаскар.
Она рассмеялась — возможно, чтобы хоть как-то замаскировать свое откровенное бесстыдство, — и по своей отвратительной привычке схватила меня за руку.
— Мне-то все равно, но ты же никогда не уезжал из Франции. Я точно знаю: там мы будем процветать. Я должна взять реванш! Сначала мы поедем в Антананариву. Там у меня есть знакомый, он обещал тебя устроить. Ты же знаешь, это страна скотоводов! И какая разница — коровы на Мадагаскаре или в Вандее! Просто вместо ста или двухсот голов у тебя под присмотром будет пятнадцать или двадцать тысяч! Стоит потрудиться, правда? Ты рад?
Я молчал. Я чувствовал, что сейчас она откровенно выскажет мне все, что думает.
— Мы сядем в самолет в Орли, — продолжала она, — и доберемся до Антананариву быстрее, чем ты добираешься сюда, когда дожидаешься отлива. По существу, Мадагаскар куда доступнее Нуармутье. Не забудь, кстати, перевести все деньги в парижский банк. Тебе будет проще потом ими распоряжаться… Разве нет? Ты не согласен?
— Ты прекрасно знаешь, что Элиана больна.
— И что это меняет?
— Как?
— В любом случае при разводе вина будет на тебе, поскольку ты оставляешь семью. И если ты будешь дожидаться, пока твоя жена выздоровеет, для тебя все равно ничего не изменится к лучшему.
Я не ответил, надеясь услышать продолжение, но Мириам сочла, что отмела мое возражение и я согласен с ней целиком и полностью.
