Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс. | страница 66



Час был уже поздний. Голова у меня отяжелела. Книжные страницы плясали перед глазами. Я спустился в сад. Ночь была темной, теплой. Изредка на нос или щеку падала капля дождя. Что, если возле колодца или за углом гаража я встречу бесплотный призрак Мириам? Я обошел вокруг дома. Напрасно я твердил себе: «Я дышу свежим воздухом. Мне нужно немного проветриться». Я прекрасно знал, что обхожу свои владения дозором. Отныне мы с Элианой в осажденной крепости. Я решил теперь выпускать Тома. Он ведь лаял на синий плащ. Будет лаять и впредь, я услышу его. Буду предупрежден. Но мысль об этом меня не порадовала. Я вернулся в дом и проверил все запоры. Смешно, но я не мог уснуть, не проверив их.

Но и проверив, я не спал. Что она там замышляет? Если я не поеду на остров, не станет ли она мстить завтра, послезавтра? Может быть, лучшая тактика — это жить с ней в мире, по крайней мере делать вид? Я ничего не мог решить. Я слишком устал. Будильника я не услышал, разбудила меня Элиана. Мои страхи уже поджидали меня. Ночью они пили мою кровь.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила Элиана.

— Сейчас пройдет.

Но как это могло пройти? Как заключить мир с Мириам, не согласившись умертвить Ньетэ? А если я приму ее смерть, то как далеко зайду в своем малодушии, какие еще сдам позиции? Я больше не чувствовал, что мне «не хватает» Мириам. Напротив, у меня увлажнялись ладони при одной только мысли, что я помимо собственной воли могу послушаться Мириам и отправиться на остров. На протяжении двух дней я держался. Клянусь вам, два дня — необыкновенно долгий срок. Жизнь гепарда против моего душевного спокойствия. Вообще-то я убивал животных десятками. Не могу сказать, что отличаюсь особой чувствительностью, и к тому же все животные похожи друг на друга. Умрет одна собака — ее заменит другая. В некотором роде это будет все та же собака. Во всяком случае, я повторяю себе это, когда мне нужно сделать укол больному животному. И мой укол всегда — знак расположения, дружбы. Но Ньетэ! Для меня она была совершенно особым существом. К ней я сохранял отблеск той страсти, что толкнула меня к Мириам. Недавнее ослепление, безумное счастье — Ньетэ была символом пережитого. Я отказался от любви. Но не мог пока отказаться от ее поэзии, от ее варварского и великолепного пожарища. Я смотрел на чистое доверчивое лицо Элианы за столом, и горло мне сжимала невыносимая тоска, будто она, ничего не подозревая, была во власти смертельной болезни. Каким пустяком была ложь, пряча мою связь. Но лгать, подвергая ее жизнь опасности? Тем хуже для Ньетэ! Так минута за минутой я убивал прекрасного зверя, чувствуя исходящие от нас флюиды, они перетекали от одного к другому, от Мириам к Элиане, от Элианы ко мне, от меня к Ньетэ, от Ньетэ к Мириам… Живые токи пронизывали нас, текли будто кровь, то алая, то черная, передавая ярость и ненависть. Я уложил в свою сумку снотворное и яд. Я усыплю Ньетэ, когда она ко мне приласкается… Потом? Да не желал я знать, что будет потом!