— Большой бестолковый домина. Окружен решетчатой оградой. Миновав ее, проходишь садик, который постепенно расширяется. На первом этаже справа кухня и столовая, а слева — мой врачебный кабинет.
— Понятно.
— На втором расположение комнат повторяется. Справа — спальня и ванная. Слева — мой кабинет и туалет.
— А мебель какая?
Я терпеливо описывал, стараясь ничего не упустить.
— А цветы есть?
Попытавшись припомнить, какие именно, я обнаружил, что никогда не обращал внимания на такие подробности.
— Ты не наблюдателен, Франсуа. Проходишь по жизни лунатиком. Сад у вас большой?
— Примерно как твой парк. В саду есть старый колодец, которым уже не пользуются. Довольно живописный.
— Это твоя жена решила его сохранить?
— О нет! Наоборот, она хотела его засыпать. Считает, что он рассадник комаров.
— Ну а еще что?
— Еще гараж, разумеется.
— Расскажи про гараж.
Ей нравилось меня доводить, а чтобы уж совсем разозлить, она добавляла:
— Раз мне там все равно никогда не побывать, сделай для меня это небольшое усилие.
— Гараж как гараж, — ворчал я. — С большой раздвижной дверью, очень тяжелой… Ты бы не сумела ее сдвинуть — довольна?.. Да, едва не забыл: она зеленая. Из гаража попадаешь в кухню. А через маленькую дверцу можно выйти в сад.
Мириам перебивала меня:
— Ну, это-то точно твоя жена придумала. Я уверена, она очень практичная женщина, не правда ли?.. Ведь это она занимается садом?.. Ответь. И чтобы не пачкать крыльцо, она проходит через гараж и разувается, прежде чем войти в кухню…
— Вот видишь, ты сама все знаешь.
— Не сердись, Франсуа, милый. Я вижу, словно сама у вас побывала. С одной стороны у нее грядки с овощами, с другой — цветы.
— А вот и не угадала. Никаких овощей.
Я очень быстро раздражался, особенно когда Мириам убийственным тоном заключала:
— Ты любишь свою жену, Франсуа.
— Нет, я не люблю ее.
Необходимость этих отрицаний злила меня до крайности. Я торопился уйти. Мой дом, стоило упомянуть его здесь, окутывался ореолом тепла и уюта, и мне хотелось перенестись в него немедленно. Я поднимался.
— До завтра, дорогой, — промолвила Мириам.
— Чем собираешься заниматься?
— Рисовать.
Снова эта Африка! Расставаясь с Мириам, я чувствовал себя обкраденным и спрашивал себя, не остаться ли мне, чтобы помешать ей вновь затеряться в этом неведомом, опасном мире. Еще немного, и я, уезжающий, обвинил бы ее в том, что она первая удаляется от меня. Покидал я ее разозленный, возвращался с мольбой. Любовь снова бросала нас в объятия друг другу, но прежде Мириам выставляла за дверь Ньетэ, опасаясь ревности животного. Иногда я отваживался на расспросы:
