– А нету у нас названия! – завопила в ответ старуха.
Ответ меня не обескуражил: этого следовало ожидать. Безымянных улиц в Акаяме три четверти, если не больше. Ладно, от Большой Западной тут недалеко. Дорогу я помню, в управе нарисую, как пройти, чтобы забрать покойника.
– Кто у вас в предпоследнем доме живет?
– Ась?
– В предпоследнем! По этой стороне! По правой!
Я тыкал пальцем в дом с покойником. Думаете, помогло?
– Справа? Цутому-кровельщик живет. Дочка его, Акико, мне вчера пирожков принесла, умница! Вы не женаты, господин? Молодой вы, счастья своего не понимаете. Вот такую жену вам и надо! Работящая, добрая, а что рябая да хромает, так это… О чем бишь я?
– Не здесь, обаа-сан! Дальше! В конце улицы!
– Ну да, в торце…
– Второй дом по правой стороне! Кто там живет?
– Это вы про Хромого Шинджи, что ли? У которого весь сад ежевикой зарос? На что вам этот бездельник? Только и делает, что саке хлещет да песни орет! Где и деньги берет, прохвост? Я вам вот что скажу, молодой господин… О чем я, а?
Никакой ежевики в саду дома, которым я интересовался, не было. Значит, речь снова о другом доме. Стоп! Если старуха запомнила ежевику…
– А дом, где у крыльца хиганбана растет, знаете?
– Это где лисий цвет[6]? Второй с краю? Так бы сразу и сказали! Юко там живет. Давно ее не видала, вертихвостку… На что она вам, а? Вы на Акико женитесь, поняли? Кто же берет за себя банщицу?
– Банщица, говорите?
– Ась? Чего?
– Юко – она банщица?!
– Я и говорю, вертихвостка, как есть вертихвостка! Я в ейной бане не была, врать не стану. Там и мост такой, что все ноги переломаешь, пока перейдешь. И баня такая, и банщицы, и ходят туда одни… одни… О чем я?
– Баня! Юко! Баня у моста? Какой это мост?!
– Так вам мост нужен? Где баня? Так бы сразу и сказали! Вороньим его кличут, мост-то… Большим Вороньим, вот! Думали, я не вспомню? А я все помню, все! Я и вас запомню, до самой смерти помнить буду…
Прозвучало зловеще, я даже вздрогнул.
– Зачем вам этот мост, молодой господин? Нечего там делать приличным людям! И ноги целее будут, и шея. Вам бы лучше… О чем это я?
– Спасибо, обаа-сан! Вы мне очень помогли!
– Да я завсегда… Куда вы, господин?
Я обернулся. Старуха, привстав с колоды, протягивала мне свою курительную трубку. Ужас объял меня, колени подкосились. Стало ясно, кем была старуха в молодости, а может, и по сей день. «Влекомые течением», они же «стебли тростника», а если по-простому, то гулящие девицы из кварталов любви, так предлагали себя прохожим – закуривали и протягивали трубку клиенту. Если тот брал подношение и делал затяжку, это означало согласие.
