– Дети! Мои дети, где они? Почему так тихо?!
– Таэбо и Каинде спят, – спокойно отозвалась Жанаина. – Спят в моей комнате. Я положила их к Эшу.
– К Эшу?..
Жанаина тихо рассмеялась: в полумраке блеснули зубы, рыбкой сверкнула серебряная подвеска серьги.
– Разве ты не знаешь, малышка Ошун? У моего Эшу на руках умолкает любой ребёнок[71]! Даже с больным животиком! Даже с зубами, которые режутся ночь напролёт! Помнишь, два года назад малыш соседской Тетиньи проглотил рыбью кость и вопил как резаный на весь квартал? Эшу, слава богу, оказался дома, взял его на руки – и несчастный ребёнок сразу же умолк, а через минуту – уснул! И спал до самой больницы, пока доктор, благослови его Святая дева, не вытащил кость…
– Так Эшу – здесь?.. – пробормотала Ошун.
Жанаина внимательно посмотрела на неё. Затем задумчиво сказала:
– Пойду-ка я сварю кофе. Ночь, вижу, будет дождливая…
Тёплый ливень барабанил по черепичной крыше. Душная декабрьская сырость входила в открытое окно. В маленькой кухне Жанаины пахло кофе. На круглом столе, покрытом потёртой голубой скатертью, стояли чашки, бутылка с молоком, керамическое блюдо с нарезанными плодами манго, тарелка со свежим кокосовым печеньем. Между сахарницей и кофейником, брезгливо обходя крошки, не спеша разгуливал серый палочник. За ним с подоконника жадно следил маленький геккон. В большой розовой раковине, заменявшей пепельницу, лежали несколько окурков.
– Клянусь вам, я не лгу, дона Жанаина, – сдавленно говорила Ошун. Она обречённо смотрела в стену, на щеках её белели дорожки высохших слёз. – Мой Шанго ни в чём не виноват. Да и Эшу тоже… Я не хвастаюсь, нет, – но, когда ориша Ошун предлагает свою любовь, ни один мужчина не в силах отказаться. Вы же знаете это.
Жанаина молчала. Её лицо казалось спокойным. Прямо перед ней на столе сидел большой вагалуми[72] с горящими огоньками на спинке. Женщина время от времени легонько касалась его пальцем, и брюшко светлячка загоралось зеленоватым светом, а сам вагалуми угрожающе подскакивал. Казалось, ничто на свете не занимает сейчас Жанаину более прыжков рассерженного насекомого.
– Дона Жанаина! – прошептала, наконец, Ошун. – Почему вы молчите? Скажите мне хоть что-нибудь…
– Я думаю, дочь моя, – медленно отозвалась Жанаина. – Думаю о том, зачем моей сестре понадобились твои малыши. Нана никогда не были нужны даже её собственные дети! Она так и не поняла, для чего их рожают! Если бы не Ошала – ни Обалу, ни Марэ, ни Эвинья не дожили бы до своего рождения: Нана избавилась бы от них в больнице, как последняя гринга! Про Оба и говорить нечего… А теперь ей зачем-то так понадобился младенец, что она вытащила на свет эту прошлогоднюю историю с тобой, Эшу и Ошосси
