Ошун с ужасом закрыла лицо руками.
– Слушай меня очень внимательно, Ошун: реветь продолжишь, когда я уйду. Завтра моя дочь Эва приведёт на террейро в Бротасе свою подругу – эту кариоку Габриэлу. Завтра на террейро день Ошун. Барабаны будут греметь в твою честь. И во время макумбы ты должна будешь спуститься к Габриэле и овладеть ею. И после этого ты сделаешь с ней то, что прикажу тебе я. И, разумеется, никто не должен об этом узнать. Ты согласна? Тогда я удовольствуюсь лишь одним твоим сыном. С другим можешь делать что хочешь.
Ошун, не отвечая, плакала навзрыд. Нана Буруку наблюдала за ней с брезгливой улыбкой. И отпрянула от неожиданности, когда Ошун вдруг, вскочив, выпрямилась во весь рост, отбросила с мокрого лица волосы и истошно завопила:
– Дона Жанаина! Одойя, одойя, одойя, Йеманжа, аго!!!
С треском распахнулась, сорвав хлипкий замок, входная дверь. В комнату ворвался солёный и влажный океанский бриз. От яростного ветра забилась и захлопала кружевная занавеска. Остро запахло водорослями. Глухие, тяжкие удары волн, мешаясь с грохотом барабанов, заполнили маленькую комнату, – и на пороге выросла Йеманжа – Мать Всех Вод. В её полных гнева глазах билась и пенилась буря, дымилось чёрное грозовое небо. И в голосе ориша рокотали и вставали на дыбы страшные волны.
– Ты?! Здесь?! Отойди от моей дочери! Прочь отсюда! Как ты осмелилась войти в мой дом, Нана Буруку?!
Ошун, схватив детей и с ногами взлетев на кровать, завизжала от страха. В ушах её гремели океанские валы, свистел и ревел ураган, хлопья солёной пены хлестали в лицо. Ошун видела, как Нана Буруку надменно выпрямилась и подняла тёмное, цвета первородной глины лицо с тёмными ямами глаз и узкой расщелиной презрительного рта. Рёв ветра заглушил барабанный вой. Огромная волна вознеслась к небу, закрыв расколотую луну чудовищным гребнем пены. И Ошун, слабо прошептав что-то умоляющее, лишилась сознания.
…– Девочка моя, очнись! Ради бога, приди в себя! Всё хорошо!
– Дона Жанаина… – простонала Ошун, не открывая глаз. – Дона Жанаина… Что вы сделали?
– Всего лишь выкинула из дома вверх тормашками мою потаскуху-сестру. – Жанаина сидела на смятой постели рядом с Ошун, держа голову молодой женщины на своей груди. Поймав испуганный взгляд невестки, она вдруг довольно усмехнулась. – Не поверишь, сколько лет я об этом мечтала! Чего Нана хотела от тебя, девочка? Что ты успела ей пообещать?
Ошун молчала, зажмурившись. И вдруг вскочила на ноги с придушенным воплем:
