Тео приложил ладонь к сенсорной панели и потянул ручку двери в виде оскаленной головы льва. Ярко освещенный холл был обставлен с дворцовым шиком: зеркала, канделябры, позолота, портьеры из алого бархата, бесконечная анфилада выставочных залов. На мгновение у Луки возникло ощущение, что он заперт в зеркальном коридоре отражений.
Тео приподнял портьеру, за которой скрывалась неприметная дверь, и они вошли в стальную кабину лифта. Как только створки захлопнулись, из потайных клапанов с шипением вырвался сжатый воздух.
— Самые ценные экспонаты требуют особо бережного хранения и никогда не выставляются. В запаснике поддерживается постоянная температура и влажность, а стены отсеков из усиленной стали обеспечат полную сохранность полотен в случае взлома, пожара или природного катаклизма. Даже если весь мир погибнет от ядерного взрыва, они не пострадают. Здорово придумано, правда?
Лука, у которого погруженное в полумрак подземное хранилище вызывало легкий приступ клаустрофобии, в ответ только хмыкнул.
На контрасте с нарядными музейными залами запасник напоминал склад забытых и утерянных вещей. Бюст с отколотым носом на шатком постаменте, египетский саркофаг, свернутые в рулон ковры, шкафы с черепками, статуэтками и старинными монетами, груды заколоченных ящиков с непонятной маркировкой и — холсты, холсты, холсты. И все — лицом к стене, как наказанные дети.
— Смотри, — сказал Тео, разворачивая к рассеянному свету одно из полотен.
С холста на Луку смотрела девушка с глазами того особого цвета, какой бывает только у северных рек. Пушистые светлые косы. Мягкая улыбка, затаившаяся в уголках губ. Задумчивый взгляд куда-то вдаль, за пределы рамы. Образ нечеткий, ускользающий, как будто смотришь сквозь заиндевелое стекло.
— Красивая, — тихо сказал Лука.
Чей этот портрет, он бы сразу догадался, даже если бы не было этого поразительного, небывалого внешнего сходства — по тоскующему взгляду, которым Тео смотрел на холст, по тому, как подрагивали его руки.
— Знаешь, все детство я люто тебе завидовал, — помолчав, признался Тео, не отводя взгляда от портрета. — Не смотри так, это правда. Всё время терзался вопросом: «Почему она выбрала тебя? В чем провинился я?» Раз за разом прокручивал в голове сцену: как она склонилась над кроваткой, чтобы взять только одного…
— Тео, брось…
Это был их первый разговор о матери за все время, и Лука чувствовал, что ступает на тонкий лед.
— Сейчас смешно вспомнить: я все время представлял, как мы втроем странствуем по миру: забираемся в африканские джунгли и переплываем океан в поисках приключений. Когда становилось особенно тоскливо сидеть взаперти, доставал из-под кровати коробку с альбомами и рисовал комиксы. Там я все время спасал маму из разных передряг. Тебе, между прочим, там тоже отводилась важная роль — пухлого избалованного неженки, который вечно ноет и путается под ногами…
