Некоторые принялись ощупывать Зотова, хлопать по плечу, правда, один ушел за ларек и там стал плакать навзрыд, а рядом с ним жались друг к другу дети, держа во рту пальчики. Близилась гроза. Жутковатая туча, наползая, извергла голубой разряд, попозже угрожающий рокот передался из одного конца тучи в другой. Сумрак подавлял красноту заката, и неожиданный ветер собрал воду в канаве параллельными гофрами; забеспокоились домашние птицы и отправились во дворы, а из домов поспешили хозяйки, чтобы снять с веревок белье. На улице появилась мать Павла Зотова вся в черном. Вышла за калитку, остановилась, и ветер заволновал ее седые волосы. Недавно опять приходил врач. Танкисту застилало глаз, и он различал лицо матери сквозь туман. Врач словно видел ту боль, что терзала лейтенанту тело. Он знал, что не поможет больше никакой укол, а для глаза все же выписал капли, безвредные и бесполезные. Надежда Андреевна увидела сына и пошла ему навстречу. На расстоянии нельзя было в точности рассмотреть выражения ее лица, но, кажется, она старалась улыбаться.
Город приспосабливался к послевоенной жизни, как возвратившийся с фронта солдат.
Григорьевский тракторный — в течение войны он делал танки — вновь планировал выпуск сельскохозяйственных машин.
Бывшие солдаты соскучились по мирной жизни, они ощутили потребность дела, и их руки мигом выдергали сорные травы из огородов, обновили заборы и крыши. Затем они отправились подыскивать себе работу. Одни поступили на предприятия, встали к станкам, взялись за слесарные инструменты. Другие в меру сил тоже где-то устраивались.
Сашка стал редко показываться, засев у себя дома, как в норе. Комната его при свете дня имела вид очень уж неприличный и могла вызвать брезгливость у чистоплотного человека: треснувшие стены и потолок, пыль, копоть и паутина в углах, окно утратило прозрачность, будто сплошь засиженное мухами. Сашка пропивал теперь инвалидную пенсию в одиночестве, посылая за водкой неразумного еще соседского парнишку, и со временем заполнил свою комнату множеством бутылок. Те, кто шел мимо дома, где Сашка проживал, видели его иногда на пороге. Прохожие здоровались с инвалидом, но не останавливались поговорить: пугались вида Сашки. Он сидел в дверном проеме, молча смотрел на улицу и был похож на мрачный поясной портрет. Безногий почернел лицом, словно обуглился, и мускул его правой щеки вдруг начинал нервно вздрагивать.
Был воскресный день. Хозяйки мыли окна, предварительно натирая их влажным зубным порошком или мелом. Стекла приобретали белые разводы и потеки, после от чистоты становились невидимыми изнутри комнат. Сашка с самого утра напился. К нему заглянули две пожилые соседки и вынесли Сашку в тень дома на траву. Он полежал, а они совершили уборку в его заскорузлом жилище, в результате определился цвет стен и потолка, а чтобы оттереть пол, соседкам пришлось местами использовать топор.
