— Мы не знаем, бабушка, — повторил летчик дрогнувшим голосом, отводя глаза и стремясь осторожно освободиться от старухи, но она цепко держала его за запястья и притягивала к себе; затем с наливавшимся кровью лицом начала мелко трястись и издавать тот странный впечатляющий звук «м-м-м…», от которого у полковника мороз пробежал по коже. Он с трудом возвратил ее на лавочку и попрощался, затем поскорее ушел, увлекая остальных.
3
Главврач совхозной больницы хотел поместить старуху у себя, в отдельной палате; но сердобольные деревенские женщины попросили не изолировать несчастную мать, дать ей возможность еще поспрашивать про детей. Каждый взрослый человек, если у него не зачерствела душа, видя и слыша теперь старуху, скорбел, а возможно, ронял слезу; и наверное, кто-нибудь спрашивал себя: как может он жить спокойно на свете, смеяться и спать без дурных сновидений, если другого постигло такое несчастье.
Отдых летчиков и их жен подходил к концу…
Отпускники распрощались с хозяйкой и вышли из избы. Поскольку уже стало холодновато, отъезжающие оделись потеплее, мужчины были в своей блестящей офицерской форме. При полном параде за этот месяц Сарьян с Завьяловым ни разу не показывались, никто не знал даже, что они летчики, к тому же полковники, и теперь, когда они шагали по деревне, все, кто встречался им на улице, изумленно смотрели, переглядывались и перешептывались.
Офицеры с достоинством раскланивались и не особенно смущались, что деревенские жители пялили глаза. Под стать летчикам были жены, милые и видные, только что-то слишком серьезные, невеселые. Взрослые показывались из домов, из-за заборов и глядели им вслед из-под руки, загораживая яркий солнечный свет. У плетня, на сложенных вдоль него бревнах, орал петух. На жердях плетня сохли стеклянные банки, предназначенные для осенних солений. Тихо плыло над головой одинокое облако. Вся деревня была залита прощальным сентябрьским светом.
Все четверо были обеспокоены тем, что надо было вновь пройти мимо старухи. Может быть, напоследок они бы ее обошли, но под взглядами жителей деревни не сделали этого и вот уже в крайнем напряжении стали приближаться к печальному месту. Несчастная мать, казалось, их-то как раз и ждала. Она будто обрадовалась, оторвалась от лавочки и в согбенной позе протянула руку, затем решительно выпрямилась и встала на их пути. Женщины сильнее ухватились за мужей и побледнели. Не успели летчики поприветствовать старуху, все же надеясь на благополучный исход, как она снова, должно быть, по совпадению, вцепилась в Завьялова, да так сильно, что он не мог никак оторвать ее от себя, и забормотала с яростью, немного пристанывая:
