Зато в нашем доме была коза! Которую тоже не выгоняли пастись. Но она точно жила в сарае, и я, маленькая, перечисляя членов семьи Княжевских, неизменно присовокупляла и козу — для ровного счета.
Я действительно была одиноким ребенком и наверное поэтому помню столько мелочей и деталей, которых не помнят те самые взрослые девочки, ставшие теперь почти моими ровесницами. Сороковые годы — какие уж тут лакомства? Слипшиеся комки подушечек с повидлом — вот конфеты, в основном лежавшие на прилавках, да и те покупали нам не слишком часто… Были еще и другие: убейте не помню, шоколадные или просто помадка, а вот просто стоят перед глазами фантики: розоватые, с девочкой узбечкой и русским мальчиком, державшими книги в руках. Зато мы с детства были знакомы с попкорном: по дворам ходили узбеки с огромными мешками, в которых лежали шары жареной кукурузы, «скрепленные» каким-то сладковатым сиропом — то ли сахаром, то ли сахарином. Но такое счастье, если тебе покупали этот шар. А уж когда мама расщедрится на нухат…
По обочинам арыков сидели женщины, иногда в паранджах, и продавали вареный горох. Его взвешивали на весах, сделанных из почти плоских пластмассовых желтоватых тарелок на нитках.
Выкладывали в такую же тарелку, посыпали тонко нарезанным луком и красным перцем! Вкуснее ничего на свете не было! Интересно, что потом использованные тарелки полоскали в общем ведре с водой, как я подозреваю, взятой из того же арыка. И хоть бы кто заболел!
Кстати, недавно в разговоре с Бубой Шамшидовым он вдруг вспомнил, как вместо школы бегал на Алайский и на выданные на завтрак деньги покупал горох…
Но самым-самым любимым для меня лакомством было совершенно особенное монпансье, подобного которому, уверена, в Москве не водилось. Представьте желтые, красные или зеленые трубочки, разрезанные на кусочки, заполненные белой карамельной массой, и с узорами с двух сторон: груша, яблоко, цветочек, звездочка, тоже разноцветные. Как же я его любила! Оно, скорее, напоминало игрушки, чем конфеты. В начале пятидесятых оно исчезло. Я долго не знала почему. И только через много-много лет, зайдя в кондитерский магазин в Женеве, увидела его, родное. Боюсь, мой неприличный вопль напугал чинных швейцарцев. И тогда я сообразила: оборудование на «Уртаке» сохранилось с дореволюции. Видимо, было швейцарским. Оно честно трудилось все эти годы, но потом сработалось, и его демонтировали. Вот и весь секрет.
А на рынках продавали козинаки из кунжута, тонкие листы фруктовой пастилы, курт и осенью — боярку. Горы боярки, банками. И еще, конечно, семечки. Была у нас такая на Кренкеля бабушка с семечками, ее так все и звали. Очень набожная старушка. И семечки у нее были отменные. Она торговала ими у бывшей тюремной церкви, потом ставшей клубом парашютной фабрики. Очень красивое небольшое здание с каменной резьбой в виде крестов по всем стенам. Внутри висел лозунг: «Под знаменем Ленина—Сталина, под руководством коммунистической партии — вперед, к победе коммунизма». А под ногами хрустела скорлупа тех самых семечек. Там мы смотрели «Тарзан», и «Каменный цветок», и «Небесный тихоход», и еще много так называемых трофейных фильмов. Там и в Доме коммуны, круглом здании на Энгельса, рядом с домом того же названия, где жили работники НКВД. Говорят, в нем раньше был цирк. Не знаю, так ли это. Обоих зданий давно уж нет.
