— Сделали то, что велел вам долг? — спросила Аделин, чувствуя, как в ней против воли поднимается то желание протестовать и сопротивляться, которое всегда охватывает ведьму в присутствии инквизитора.
Не надо обольщаться мнимой дружбой. Ни один инквизитор никогда не забудет, что перед ним ведьма, как бы мило они ни общались до этого. Нужно просто быть спокойной и готовой к услугам — глядишь, все и обойдется.
Ей показалось, что рубцы на лице Бастиана налились красным.
— Будем считать, что так, — мрачно произнес следователь и встряхнул карту. — Перед тем, как пропасть, Вера Левек была на Третьей Лесной улице.
Аделин вспомнила Веру — хорошая была девушка. Худенькая блондинка, пятая дочь в семействе, она шила мягкие игрушки и продавала на благотворительном аукционе: выручка шла на нужды нищенствующих людей с окраины. Когда ее отпевали, то возле церкви собралась толпа женщин и детей, и плакали они совершенно искренне.
— Это вон там, — указала Аделин, и они быстрым шагом двинулись через площадь мимо памятника Георгу. Третья Лесная улица заканчивалась парком, который постепенно переходил в лес — там частенько видели зайцев и лис, забредавших из чащи. Когда-то давно, еще в детстве, отец привозил сюда Аделин и Уве — они катались на каруселях, объедались ягодным мороженым и играли с другими детьми; Аделин до сих пор с теплом вспоминала эти прогулки.
— Задумались? — спросил Бастиан. Аделин встрепенулась и тотчас же заметила, какими взглядами городские кумушки провожают столичного гостя. Любопытство, сочувствие, брезгливость и корысть: интересно, богат ли этот господин? Если действительно богат, а не просто красуется, то неважно, какое у него лицо — надо брать в оборот и вести к алтарю, пока не опередили более проворные.
— Вспомнила, как мы гуляли здесь с отцом, — сказала она и вдруг призналась: — Я незаконнорожденная вообще-то. Но он меня признал и никак не отделял.
— Полагаю, он был хорошим человеком, — уважительно откликнулся Бастиан.
— Да, — кивнула Аделин. — Хорошим.
Она уже давно не чувствовала левую руку — заледеневшую, неподвижную. Они подошли к воротам парка, и Бастиан произнес:
— Давайте ваше Зоркое сердце.
Аделин прикрыла глаза, в очередной раз подумав, что отец всегда предостерегал ее от занятий магией. Потом он примирился с ними: ну вот такая родилась дочь, ничего не поделаешь, но они никогда ему не нравились. Разве что только тогда, когда смогли помочь Уве.
Она не любила заклинание Зоркого сердца: оно обостряло чувства, делая мир насыщенным и ярким, но потом оборачивалось почти сутками слабости и тошноты — тогда Аделин могла лишь лежать в постели, смотреть, как над ней крутится потолок, и надеяться, что выкарабкается.
