Но не печальтесь:
Уже брошен жребий, что солнце потрясет,
Когда луну закроет черная рука.
Мы все исчезнем, как исчезают
Во мраке тени.
Солдаты,
Ночь прошла,
и рассвело давно, но берегитесь:
для небожителей
жизнь наша — лишь игра.
Когда б я мог кисть в крови обмакнуть,
Я б тем богам посланье написал.
Мечам же, без того от крови красным,
уж нашу кровь вкушать довольно.
Так в память обо мне мечи свои
в чернила обмакните
И вслед за мной стихами напишите, что
вы оружие сложили навсегда,
Чтоб впредь игрушкой наши жизни не служили,
Этюдом красного и черного цветов.
— Прошлой ночью, — после некоторого молчания произносит Ояма, — на своем мече я обнаружил красное пятно. — Он обводит глазами своих генералов, пристально заглядывая каждому из них в глаза. — Верховный генерал Таназаки утверждает, что нас завтра разобьют, так как наш тыл со стороны брода ничем не прикрыт. И все же я дал противнику отсрочку.
Один из генералов с трудом поднимается с кресла и, отвесив поклон, говорит:
— Если то, что говорит генерал Таназаки — правда, мы с честью примем смерть. Но мы…
— Мы все будем знать, что нам делать, когда увидим вот это, — буквально шипит Ояма, отстегивая от пояса ножны. — Честь это не только кровопролитие. — И на глазах оторопевших генералов Ояма вынимает из ножен свой боевой меч и вонзает его в землю.
Меч черного цвета, как лучшие черные чернила.
Генералы в ужасе перешептываются и делают знамения против нечистой силы. Вперед выступает Таназаки и падает на колени перед князем.
— Государь, — молвит он, — Государь, мы не можем…
— Молчать! — Ояма уверенным шагом направляется к выходу из шатра, откидывает полог и выходит из сумерек шатра на яркое солнце. Теперь его лицо выряжает глубокую задумчивость, он будто прислушивается к какой-то музыке, звучащей далеко-далеко…
— Все не так просто, — говорит своим генералам Отаке. — Князь Ояма увидел знамение свыше на своих мечах, также как перед смертью наш князь видел знамение на небесах. Так как же мы теперь напишем стихи о том, что мы сложили оружие, если мы просто примем капитуляцию Оямы?
После короткого молчания со своего места встает один из генералов низшего ранга.
— Смысл послания Амимаи совершенно ясен, — тихо произносит он. — И хоть наши мечи не почернели, мне кажется, нам со своей стороны тоже следует предложить примирение.
Какое-то время остается неясным, примут ли остальные генералы это предложение, но тут Отаке прерывает затянувшееся молчание тихим: «Хорошо сказано». Он поднимается со своего кресла и подходит к откинутому пологу шатра. Отсюда ему видно, как ветер раздувает пламя над погребальным костром Амимаи.
