И влюбленности, мгновенные, как перескакивание из круга в круг.
Удача и свобода сопутствовали мне. Я бегала быстрее всех, пряталась изобретательнее всех, выдумывала всех интересней. Я нравилась мальчикам, чувствовала их восхищение.
А с четвертого класса — хо! — там такие игры пошли: открытие, что я могу заставить человека плакать, страдать. Какой блеск, большая игра — когда Моруга хлопнул по щеке Кудлину, а мы устроили пионерское судилище! Я была завзятым говоруном, и речи придумывались мною в серьезных случаях заранее: что сказать сначала, что сказать потом. По ходу же дела я перестраивала спектакль и при этом сама как бы ходила вокруг класса, заглядывая в окно: как это все выглядит.
Кстати, я в это время уже не просто девочка, а посланница далекой страны: язык, близкий к испанскому, и, конечно, танцы. Как изогнуты мои локоть и кисть, как властен выпад вперед грудью (очень плоской, кстати сказать), как дробен стук каблуков моих, как неподвижен взгляд с запрокинутого лица — если бы хоть раз я танцевала так в кружке! Я — Рэчел. Заслана же сюда, чтобы научить жить увлекательно. Уж очень скучно живут люди. Но только это секрет, сначала научитесь хранить тайну.
Такие игры.
И совсем другое. Однажды я пришла домой, а из комнаты навстречу — Гендель, «Иуда Маккавей». Мрак в комнате — и мощный хор. И я вознеслась, восторглась. На миг. И опустилась. Сил не хватило. Прозрела — и снова пелена…
* * *
В начале нового учебного года к нам поступил мальчик, приехавший с родителями из Иордании или, может, Ирака, где его отец что-то строил. Его появление предупредила учительница: «Сейчас придет воспитанный, культурный мальчик». Тут он, правда, немного подпортил этот образ — ворвался и объявил себя: «Тима из Бочаровки!» Учительница попробовала завести образовательный разговор: «Ну как там, в Иордании (а может, в Ираке) дети живут?» С неудовольствием смущения, которое и потом всегда делало его лицо тупым и нагловатым, «упершимся», — мальчик хрипло ответил: «Бедно. У них тетрадок нет».
Тима из Бочаровки был отутюжен, отглажен, а главное, весь оснащен бесчисленными «фирменными» замочками, пряжками, карманчиками, пакетиками, ручками, резинками, карандашами, которыми он распоряжался аккуратнейшим образом — сосредоточенно и основательно. Взгляды девочек надолго приковались к нему. Мальчики тоже разглядывали его — цепко, еще не определившись в отношении. Я же была уязвлена: трудно научить людей жить увлекательно, если они способны так сосредоточиться на «бижутерии» — именно бижутерией назвала я это про себя, привычно предпочитая не расспрашивать, а догадываться о смысле слова, разумеется, весьма приблизительно.
